Впрочем, если не открыто, то в скрытой форме даже однобокие нормировщики иногда признают как грех рассматриваемого вида хронометража, что он игнорирует физиологию. Это бросается в глаза, если хотя бы вкратце остановиться на «теории» Меррика—Михеля. Это необходимо тем более, что; огромное большинство наших нормировщиков склонно в своей практике заимствовать свою «теорию» у немецкого инженера Михеля, в свою очередь заимствовавшего ее у американского тэйлориста Меррика, как это неоднократно признает и сам Михель, между прочим, и в самом заглавии своей книги.
Михель ведет хронометраж обычным для хронометражистов путем. Его отличие от других начинается с того момента, когда надо из данных хрономегражной таблицы каким-то образом вычислить, время, которое будет признано нормой.
Прежде всего Михель совершенно зачеркивает некоторые крайние цифры таблицы, которые кажутся ему случайными, ошибочными,—хотя они и записаны на основании показаний хронометра. Насколько именно данная цифра должна отклониться от средней величины остальных цифр той же горизонтальной строки, соответствующей определенному элементу операции, чтобы эта цифра была признана ошибочной и поэтому зачеркнута,—этого Михель не решает. Он почему-то требует зачеркивания лишь тех цифр., которые отклоняются в какую-нибудь одну сторону—вверх или вниз. Тут мы, стало быть, сразу наталкиваемся на субъективное усмотрение в хронометраже, сторонники которого с гордостью подчеркивают его точность и объективность.
Кстати, заметим, что именно эти крайние цифры хронометражной таблицы, произвольно зачеркиваемые Михелем, должны были бы привлечь к себе сугубое внимание в особенности именно тех, кто, как наши нормировщики, стремятся во что бы ни стало связать нормирование с рационализацией. Цифры эти слишком сильно, по его впечатлению, отклоняются от средней величины других цифр. Но ведь они все-таки не выдуманы, а записаны с натуры, стало быть, они имеют место в действительности. Очевидно, они чем-то вызваны. Чем же именно? Ясно, что в этих, попросту зачеркиваемых Михелем цифрах кроется призыв к отысканию причин таких отклонений, а это отыскание может дать вывод хотя не О' норме выработки, но о способе устранения тех или иных дефектов, устранения лишних движений, т. е. о способе рационализации трудового процесса. Но Михель, который не раз говорит бездоказательно о рационализации, связанной с его хронометражем, глух к этим призывам и попросту зачеркивает цифры, не нравящиеся ему с точки зрения вычисления нормы выработки. К тому же, если зачеркнуть одни крайние по величине цифры, то следующие за ними окажутся тоже крайними. Что же, и их зачеркнуть? Где же тогда остановиться?
Затем Михель начинает проделывать сложные манипуляции с теми цифрами таблицы, которые не подвергались устранению из нее. Для каждой ее горизонтальной строки, т. е. для различных цифр, соответствующих-одному и тому же элементу операции, он вычисляет среднюю арифметическую величину, а также выделяет абсолютно минимальную величину. Затем он делит среднюю арифметическую величину на абсолютно минимальную и полученное частное считает коэфициент о м отклонения, характерным для данного элемента операции. Впрочем пригодными Михель считает почему-то лишь те данные таблицы, для которых отклонение не превышает 30 процентов. Почему именно 30 процентов, а не больше, не меньше? Неизвестно. Далее Михель складывает все коэфициенты отклонения, соответствующие отдельным элементам операции, и, разделив сумму на число этих элементов, получает, как среднюю арифметическую величину, средний для всей операции коэфициент отклонения. Затем он среднее арифметическое продолжительности каждого отдельного элемента делит на этот средний коэфициент отклонения ц полученное частное считает средним минимумом продолжительности для данного элемента операции. Сумма всех средних минимумов для отдельных элементов Михель и принимает, наконец, за норму времени, но опять-таки при условии, что коэффициент отклонения не больше 30 процентов.
Таков путанный метод «выравнивания минимумов», о котором сам Михель (вслед за Мерриком) говорит, что тут, при всех этих манипуляциях, может получиться не уточнение, а затемнение действительной картины продолжительности работы во времени.
На этом основании Михель и требует осторожного обращения с этим методом, не указывая, однако, действительных способов для соблюдения этого требования. Одно только совершенно ясно: так как коэфициент отклонения, по самому его источнику, всегда больше единицы, то получаемое в конце концов время действительно является минимумом, т. е. все расчеты направлены в сторону отыскания какого-то максимума скорости,—что и требовалось доказать.
Это относится к хронометражному нормированию вообще: оно все, ведь, имеет целью достижение минимума времени, т. е. максимального напряжения работы, по замыслу Тэйлора—прародителя этого метода. Правда, манипуляции Меррика—Михеля направлены на то, чтобы несколько смягчить этот слишком уже капиталистический душок тэйлоровского детища. Но если рассматривать не суммарную норму времени всей операции, а норму для отдельных элементов отой операции, то получается иногда, наоборот, ухудшение даже тэйлоровсвого подсчета: для тех элементов операции, у которых коэфициент отклонения меньше среднего коэфициента, по Михелю—Меррику, ведь получается меньшая норма времени, чем даже абсолютно-минимальное время, наблюденное в действительности для этого элемента.
Но этим манипуляции Михеля—Меррика ни в коем случае еще не закончены. Этими манипуляциями, где в. маленький боченок позаимствованного из теории вероятности меда влита порядочная ложка дегтя всяческого субъективного усмотрения, Михель, оказывается, лишь предварительно установил норму времени для выполнения данной операции. Этой нормой он сам недоволен и заявляет: «Со всей ответственностью необходимо здесь подчеркнуть, что при продолжительной -работе в обычных условиях ни в коем Случае нельзя требовать от рабочего соблюдения среднего минимума времени. Это лишь идеал, достижение которого возможно только для выдающегося рабочего, да еще при необычайно благоприятных материальных условиях работы. Чтобы установить правильную норму скорости работы для человека: средней работоспособности ведущего свою работу длительное время, необходимо поэтому еще к вычисленной нами норме присоединить добавочное время».
Тут самим Михелем, очевидно, подчеркнуто: 1) что все его манипуляции не могут дать надежного результата; 2) что при всей их сложности и путанности они дают все-таки какой-то минимум времени, т. е. максимум скорости; 3) что такая «норма» для человека средней работоспособности во всяком случае не годится; 4) что в дополнение ко всем арифметическим манипуляциям требуется еще какое-то добавочное время именно увеличить вычесленное Михелем время надо, а не уменьшить.
Но самое характерное, это—причина, по которой Михель признает необходимость в таком добавочном времени. Необходимо1,—говорит он,— «добавочное время, учитывающее усталость, возникающую у рабочего при продолжительной его работе, и другие неизбежные потери времени» . Хронометражист Михель во всем своем изложении оперировал только элементами времени, игнорируя, как и прочие хронометражисты, физиологию человека с ее определенными законами. И вдруг заговорила совесть: человек средней работоспособности не в состоянии будет выполнить полученную путем хронометража норму. И вот Михель идет в Каноссу, обращаясь к физиологическому вопросу об усталости. Между тем ясно, что: если считаться с законами физиологии и на их основании устанавливать нормы выработки, то отпадает всякая надобность в хронометраже, в составленных при его помощи таблицах п в производстве путанных манипуляций с абсолютными минимумами, средними минимумами и всякими вообще минимумами,—достаточно будет прямого определения оптимума.
Совсем комичный оборот. принимает «теория» Михеля—Меррика, когда заходит речь о количестве добавочного времени на усталость. Тут выдвигаются кривые, составленные сотрудником Тэйлора, Бартом. Каким-то эмпирическим путем не физиолог, а математик Барт «определил» величины этого добавочного времени, составил формулы и состряпал из них кривые. Впрочем, сам Барт «честь» создания этих формул и кривых весьма даже охотно «уступает» Меррику. Вот что, оказывается, писал Барт в 1926 г.: «Данные, полученные в результате формулы, имеют самое незначительное теоретическое обоснование, как совершенно необоснованные данные, которые мистер Меррик получил на своей практике в весьма ограниченной области индустрии.
По кривым Барта добавочное- время составляет примерно от 25 до 80—90 процентов времени, вычисленного по методу средних , минимумов. Комизм создается контрастном неопределенности, широкого простора колебаний этого добавочного времени—после всех сложных «математических» манипуляций, после точного разложения операции на отдельные ее элементы, после тщательного их измерения хронометром с точностью до сотых и тысячных долей минуты.
Эта анекдотическая сторона теории Михеля—Меррика заставила автора настоящей книги во время его доклада в Берлине в Союзе германских инженеров (в октябре 1924 г.), в присутствии самого Михеля, сравнить его метод с тем, при помощи которого, по известному анекдоту, рассказываемому детям, можно из тряпок сделать сахар: тряпки режут на мелкие части, их мочат в воде, затем просушивают, вторично мочат и, наконец, выбросивши полученную массу, идут в лавочку и покупают сахар,—так получается из тряпок сахар...
Разве не аналогично действуют Михель и Меррик с участием Барта? Делают многочисленные наблюдения е хронометром в руках, гоняясь за большой точностью, над результатами наблюдений делают разные «математически точные» фокусы, вычисляя разные минимумы—абсолютный, средний и прочие; затем все это выбрасывают и идут яа поклон к физиологии, из которой можно было бы непосредственно извлечь рациональную норму выработки; но и в угоду физиологической проблеме усталости издеваются над своими же претензиями на точность, делая надбавку на усталость в размере этак 20, 30, 50 или больше процентов времени.
Что к михелевским методам использования хронометража целиком и полностью относятся те критические замечания, которые выше сделаны нами в отношении хронометража вообще,—совершенно ясно: ведь по существу Михель ничего нового не вносит, кроме пресловутой прибавки на усталость. В общем у Михеля, как и у других, хронометраж в сущности является не чем иным, как средством чрезмерного, притом беспринципного, повышения напряженности труда.
Одно замечание надо; однако, сделать в пользу Михеля. Как-никак, он имеет мужество признать, что его метод все-таки сводится к отысканию минимального в p ем е н и операции, т. е. ее максимальной скорости, и к возведению ее в обязательную для всех норму. И отсюда он делает логический вывод в виде оговорки насчет тех условий, при которых можно удовлетвориться его методом установления норм выработки. Он подчеркивает, что кривые поправок на усталость выведены из наблюдения над мастерскими, хорошо организованными, что поэтому «нельзя ими пользоваться в отношении мастерских с неудовлетворительной организацией, в отношении тяжелой ручной работы, которая слишком заметно отступает от нормальных условий». «Эти кривые,—подчеркивает Михель еще раз,—могут быть применены лишь в таких предприятиях, которые располагают действительно первоклассной организацией производства».
Это тем более необходимо отметить, что у нас все фетишисты хронометража, заимствующие свой метод у честного Михеля, применяют, ничтоже сумняшеся, этот метод и кривые надбавок в условиях далеко не первоклассной организации всей обстановки работы.
Рассмотрение методов Михеля—Меррика показало, между прочим, до какой степени необоснованы безответственные разговоры многих не в меру усердных сторонников хронометража, как метода определения норм выработки, насчет того, будто они данные хрономегражной таблицы подвергают анализу, а затем и синтезу. Нужно слишком уже бесцеремонное злоупотребление словами «анализ», «синтез», чтобы усмотреть эти хорошие вещи в манипуляциях Михеля—Меррика. Еще меньше, конечно, может итти речь об анализе и синтезе в обычных, нeмерриковских способах использования данных хронометража.
Да и какой, в самом деле, может быть анализ, т. е. выяснение качественной и количественной взаимозависимости составных элементов сложного явления, когда перед нами цифры продолжительности тех или иных рабочих движений у различных рабочих, совершенно независимых друг от друга, притом рабочих, которых мы ни с какой стороны не изучали, а лишь регистрировали продолжительность их работы?
Об анализе могла быть еще до известной степени речь в том случае применения хронометража, о котором мы упомянули выше,—в случае исследования влияния замены искусственного освещения естественным на производительность труда. Там могла быть речь о зависимости между сопоставляемыми элементами: родом освещения, с одной стороны, и количеством времени, необходимого на работу,—с другой. Там до известной степени имело смысл и разложение всей операции на ее составные элементы: не для всех элементов операции в одинаковой мере сказывается зависимость их продолжительности во времени от характера освещения.
Здесь же, при хронометражном способе определения норм выработки, не только нет никакой зависимости продолжительности операции у одного рабочего от ее продолжительности у другого, но и самое разложение всей операции на составные элементы и затем суммирование измеренных .хронометром их времен лишь при большом напряжении фантазии могут быть названы анализом и синтезом,—пожалуй, в такой же мере, в какой может быть речь об анализе и синтезе, если мы, например, мешок картофеля разбросаем по полу («анализ»), а затем снова соберем все картофелины в мешок («синтез»)...
В том-то и дело, что фантазия, самообман, а то и просто обман-элементы, которыми сильно пропитаны методы хронометража, практикуемые в целях нормирования труда. Недаром же тенденция тайного ведения дела нигде не привилась так прочно, как именно в деле применения этих методов: хронометрировать тайно, запрятавши хронометр в гнездо блокнота, было почти неизменным ритуалом хронометража до тех пор, пока горьким опытом не приведены были к выводу, что этим путем вызывают еще больше недоверия и сопротивления со стороны хронометрируемых рабочих.
Да и теперь это еще случается. Так т. Бурдов в статье «Черная магия» отмечает, что на некоторых ленинградских заводах «иногда хронометражист приходит в цех тайно», что заведующим цехами «воспрещается разглашение новых норм» до преподания к проведению в жизнь «под страхом увольнения». («Труд» от 8 января 1929 г.).
После всего сказанного не приходится удивляться тому, что хронометражу, как методу установления норм выработки, дана такая резко отрицательная оценка в официальном отчете тройки парламентских экспертов в Америке (с проф. Р. Хокси во главе) х. Не совсем неожиданным после этого должен был показаться и тот факт, что американский парламент (Конгресс) вынужден был принять постановление, по которому во всех государственных предприятиях Соединенных штатов Америки воспрещается применение хронометража в целях определения норм выработки.
