.

И это сильный пол? Яркие афоризмы и цитаты знаменитых людей о мужчинах


.

Вся правда о женщинах: гениальные афоризмы и цитаты мировых знаменитостей




Жизнь в песне. Аркадий Островский (продолжение)


перейти в начало книги...

Г.Соболева "Жизнь в песне. Аркадий Островский"
Издательство "Музыка", Москва, 1975 г.
OCR Biografia.Ru

продолжение книги...

«ТАК НАМ СЕРДЦЕ ВЕЛЕЛО...»

Никогда еще так не работалось. Со стороны могло показаться, что все планы, задумки осуществляются как бы сами собой. Откуда-то пришли умение, свобода. Теперь Аркадий Ильич уже твердо знал, что надо делать с той или другой темой. Он подчинял себе избранный материал, а не растворялся в нем, как это было раньше. В творчестве композитора появились четкие и определенные приемы мастерства. Мелодический и гармонический язык его песен приобрел своеобразные, присущие только Островскому черты. Индивидуальность почерка сказывалась и на аккомпанементе. За кажущейся простотой и незатейливостью сопровождения угадывалась рука художника. Форма песен, их строение показывали, что композитор хоть и связан с традициями, однако находится в постоянных творческих исканиях. В тематике все яснее обнаруживаются привязанности автора к большим и важным проблемам.
Нередко Аркадий Ильич с благодарностью вспоминал свою работу в оркестре Утесова. Полученный там опыт и богатые знания в области советской песни сослужили ему хорошую службу: лучшие интонации и обороты песен 30-х годов и военных лет, творчески переосмысленные, естественно и органично вошли в его произведения. А иногда композитор замечал, как еще более ранние музыкальные впечатления пробиваются в его сочинениях. То это были отголоски рабочих и революционных песен и маршей, то мелодические и гармонические схемы русских народных песен, особенно городских и фабричных, а то и лирическая прихотливость русского романса. А уж танцевальная основа в ритмах многих его песен стала просто обязательной. Аркадий Ильич любил жизнь, любил время, в которое жил. В своих песнях он воспевал нашего молодого современника — человека, живущего сейчас, сегодня, рядом с нами.
Как и раньше, композитор ищет своих героев в повседневной жизни. Он подчеркивает их «сегодняшность», «сиюминутность», показывает их не изолированно, а в тесной связи с окружающей средой, в контакте с жизнью. И удача часто сопутствует ему.
Словом, годы упорного композиторского труда не прошли бесследно. В конце июля 1957 года в Москву стали съезжаться многочисленные иностранные делегации. Каждый день молодежь столицы с музыкой и цветами встречала новых гостей. Приближался день открытия VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов.
Торжественная церемония открытия состоялась на большом стадионе в Лужниках. Аркадий Ильич был среди гостей фестиваля и видел, как тысячи и тысячи людей в едином стихийном порыве скандировали слова, понятные каждому: Мир-дружба! Мир-дружба!
А затем торжественным напевом поплыл над стадионом «Гимн демократической молодежи мира». Советская делегация на фестивале исполнила новые песни, специально написанные к празднику. Были среди них и две песни Аркадия Ильича — «Да здравствует Московский фестиваль» и «Зори московские». Обе они получили премии на Всесоюзном конкурсе песен к фестивалю.
Не успели еще улечься фестивальные впечатления, как мир был взбудоражен небывалым успехом советской науки.
Начиная с 4 октября 1957 года все люди с восхищением следили за первым советским искусственным спутником Земли. Москвичи, собравшись группами и всматриваясь в ночное небо, то и дело восклицали:
— Вон, вон, движется, посмотрите, та точка движется, это Он!
- Что вы, это же самолет, и огоньки разные.
- Где там увидеть... Я уже три часа слежу и не могу поймать его.
Облака то и дело заволакивали небо, и огорченные жители столицы расходились по домам. Разумеется, Аркадий Ильич был среди тех, кто следил за небом. На какое-то время он даже забыл о своих многочисленных делах и с любопытством школьника искал среди ми-риадов звезд единственную, дорогую сердцу каждого советского человека звездочку.
И вдруг композитор почувствовал, что он немедленно должен откликнуться на это событие, выразить свою гордость за отчизну. Так родилась песня «Покорители звездных просторов».
Аркадий Ильич всегда ощущал потребность как можно глубже окунуться в жизнь, поддаться ее вихревому движению. Ему хотелось крикнуть на весь мир:
— Жизнь, я с тобой! Там, где ты, там и будет моя музыка! Так велит мое сердце!
Это настроение с особой полнотой отразилось в новой песне, написанной Островским вместе с поэтом Ошаниным к 40-тетию комсомола и получившей премию ЦК ВЛКСМ:
Ветер летит полями,
Светят поля огнями,
Эти огни мы сами
Нашим трудом зажгли.
Так нам сердце велело,
Завещали друзья...
Комсомольское слово.
Комсомольское дело,
Комсомольская совесть моя!


«ЧЕРЕЗ ГОДЫ, ЧЕРЕЗ РАССТОЯНЬЯ...»

«На любой дороге, в стороне любой...»,— теперь этими словами определялась жизнь Островского. Он ездит по стране, встречается с людьми различных профессий, узнает новые места, знакомится с новыми национальными культурами, новыми обычаями. В 1959 году Аркадий Ильич в Туркмении:
«...Погода здесь стоит терпимая, — пишет он сыну, - правда, днем, особенно на солнце, температура очень высокая — градусов 48, но в тени 29—30. В номере днем окна держу закрытыми и при работе вентилятора в общем не страдаю от жары... Во всем Ашхабаде сейчас цветут розы огромных размеров, и они, да еще какие-то деревья и цветы, очень вкусно пахнут ночью. Я вчера прошелся по городу поздно вечером, просто одно удовольствие...»
Туркмения отразилась в творчестве Островского музыкой к кинофильму «Айна» и «Туркменской сюитой». А затем Алтай, где Аркадий Ильич побывал осенью 1961 года. Суровый, девственный край. От жилья до жилья сотни верст. Много было разных встреч, особенно запомнилась одна — в Тягунском леспромхозе. В небольшом зале собралось около трехсот человек — почти одни мужчины. Суровые лица, обветренные, загорелые. Трудная профессия, трудный быт. Но композитор увидел в этих людях и юмор, и романтическую одержимость своей профессией. Захотелось все это передать в музыке.
— Пожалуй, о лесорубах надо писать для низкого голоса, — раздумывал Аркадий Ильич по возвращении в Москву. — И в музыке отразить их нелегкий, рискованный труд.
Позже она появилась — эта песня о лесорубах. Только сначала она не произвела впечатления. Очевидно, исполнитель не почувствовал образа. Словом, песня «не пошла». Островский огорчился, не зная, как помочь беде.
Однажды Аркадий Ильич показал своих «Лесорубов» певцу Эдуарду Хилю и пожаловался на неудачу. Хиль, щедро одаренный, с прекрасными голосовыми и сценическими данными певец, увидел песню в могучем, «богатырском» звучании, услышал в ней интонации русских трудовых песен. На репетиции он спел песню по-своему, как ему хотелось:
Лесорубы,
Ничего нас не берет —
Ни пожары, ни морозы.
Поселился
Наш обветренный народ
Между елкой и березой...
Э-ге-гей! Привычны руки к топорам!

— Верно! — воскликнул композитор. — Они такие и есть, эти лесорубы! Здоровенные, крепкие ребята, вечно подшучивающие друг над другом. А припев, Эдик, вы поете так, как на Волге, в свое время я слышал, поют паромщики. Они тоже громко кричат: «Э-ге-гей!»
Хиль вложил в песню задор и силу, удаль и размах. И зазвучала она совершенно по-новому, стала объемна и выпукла. Все детали песни: и квадратные короткие фразы, и срезанные синкопы — встали на свои места. В песню вдохнули жизнь.
И опять самолет — друг беспокойных людей, о котором Аркадий Ильич сочинил песенку «ТУ-104», — умчал композитора в дальние края. За короткое время он побывал в Бурятии, Молдавии, Азербайджане, Узбекистане и Прибалтике. Навестил Аркадий Ильич и своих земляков в Сызрани.
Между поездками, творческими встречами и отчетами, между импровизированными концертами и просто беседами шла интенсивная работа. Островский много сочинял.
В апреле 1962 года по радио, как всегда в передаче «С добрым утром», прозвучала новая, только что написанная Аркадием Ильичом песня. Уже известный дуэт Островский — Ошанин выпустил в свет юную, искреннюю песенку «А у нас во дворе». После мощных «Лесорубов» она выглядела хрупкой и изящной. Авторам сочинение их очень нравилось, и они тревожились за его будущее.
О чем рассказывала песенка? О самом удивительном и неповторимом, о том, чему посвящены гениальные произведения искусства и простые народные мелодии, — о первом чувстве любви. И оттого что любовь пришла неожиданно, среди будничной жизни, среди привычных, надоевших с детства дворовых примет, она еще дороже, чище, возвышенней:
А у нас во дворе есть девчонка одна,
Среди шумных подруг неприметна она,
Никому из ребят неприметна она.
Я гляжу ей вслед:
Ничего в ней нет,
А я все гляжу,
Глаз не отвожу...

Простая, незатейливая мелодия, танцевальный ритм, гитарный аккомпанемент — вот, казалось бы, и все. И вдруг угодила песня прямо в эпицентр настроений молодежи, подогретых развивающимся самодеятельным искусством «бардов» и «менестрелей», взметнулась на этой волне и осела в сердцах юношества.
А дальше все пошло, как в приключенческом романе. В короткий срок радиослушатели засыпали московские редакции письмами с просьбой повторить, напечатать, продолжить этот необычный песенный рассказ о парне и простой девчонке. Делать было нечего. Композитор и поэт встретились, чтобы написать продолжение. И вот в ноябре 1962 года радиослушатели познакомились со второй песней, которая называлась «И опять во дворе»:
В туфлях на гвоздиках, в тоненьком свитере,
Глупая, все тебя мучит одно:
Как бы подружки тебя не увидели
Да старики, что стучат в домино.
И опять во дворе
Нам пластинка поет
И проститься с тобой
Все никак не дает.

В двух этих песнях повествование велось от лица паренька. Возмущенные такой несправедливостью девушки потребовали девичьей песни. И она — «Я тебя подожду» — прозвучала по радио в марте 1963 года. Однако страсти не утихли, и авторы написали еще две песни — «Вот снова этот двор» и «Детство ушло вдаль».
В творческом отношении 1962 год был особенно удачным. В мае первый раз прозвучала в эфире песня «Пусть всегда будет солнце». В этот же год появились «Мальчишки», которые тоже нашли своих почитателей: «Мы все вместе часто слушаем Ваши чудесные песни по радио, поем их. Недавно мы услышали Вашу песню «Мальчишки». Ее мелодию запомнили сразу же, и теперь, во время любой перемены, после уроков, когда возвращаемся домой, мы всегда поем эту песню. Даже за одну только эту песню хочется сказать Вам большое спасибо. Мы желаем Вам новых творческих успехов и просим написать еще несколько песен о нас, старшеклассниках.
Луконина Света, 10-А класс. Волгоградская область».
Были и другие удачи в этом году. Только здоровье композитора ухудшилось. Побывав после тяжелой болезни в санатории, Аркадий Ильич вернулся к своим оставленным на время задумкам. Впереди его ждали новые песни. Следующий год подарил любителям музыки Островского своеобразный гимн песне, написанный Аркадием Ильичом на слова Сергея Острового. «Песня остается с человеком» — так называлась эта песня о песне:
Ночью звезды вдаль плывут по синим рекам,
Утром звезды гаснут без следа.
Только песня остается с человеком.
Песня — верный друг твой навсегда.

Она родилась не с мелодии, она появилась вначале как движение. Где-то в дорогах услышал композитор это «та-та-та-та!» с ударением на последнем слоге. И вот однажды под это «та-та-та-та!» в соседнем купе кто-то затянул унылую мелодию. Может быть, только творческая фантазия Островского восприняла сочетаиие этой мелодии и ритма движения поезда как яркое, доселе неслыханное звукосочетание. А может быть, песня уже созрела в нем. И он знал, что это будет песня о песне, которая надолго остается в сердцах людей и помогает им в жизни:
В лютый холод песня нас с тобой согреет,
В жаркий полдень будет как вода.
Тот, кто песни петь и слушать не умеет,
Тот не будет счастлив никогда.

-— А был ли я счастлив? — размышлял композитор накануне своего пятидесятилетия. — Был ли я счастлив?
Конечно, был. Не раз счастье стучалось в мое сердце то удачной мелодией, то интересным творческим замыслом. Я видел счастливые ребячьи улыбки. Это моя песня подарила им радость, а мне — счастливое мгновенье. В чем счастье художника? В творчестве. Был ли я счастлив? Да, был. И, вероятно, еще буду...
— Удивительное счастье у этого композитора Островского, — говорили скептики. — Не успеет отзвучать одна его песня, как появляется другая, еще лучше, еще интереснее.
— Вы все думаете, — отвечал им Островский на страницах печати, — что композитор может написать столько удачных вещей, сколько у него хватит сил? А это не так. Две-три удачи в сезон — это уже хорошо. Подсчитайте, сколько песен пользуется популярностью одновременно. Совсем немного. Всегда есть гвоздь сезона — яркая новинка. Потом идет ряд песен в продолжение этой новинки. Потом вдруг появляется песня, совсем непохожая на предыдущую. Все говорят: Как замечательно! И начинается новый сезон.
— К сожалению, для всех людей, — говорил на следующий день после своего юбилея Аркадий Ильич, — каждое празднование дня рождения — вынужденный шаг в старость. Только почти никто не ощущает этого неумолимого движения времени. В душе человек всегда остается молодым. Вот и мне — пятьдесят. Казалось бы, зрелость, зенит, жизненная вершина. А я полон энергии и молодости, хотя со здоровьем у меня и не все благополучно.
Перебирая многочисленные адреса и поздравления, Аркадий Ильич задержался на приветствии композитора Александры Пахмутовой и поэта Николая Добронравова: «Что бы там ни было, надеемся, что нам еще долго быть вместе, идти рука об руку, надеемся и верим в нашу ничем ненарушимую дружбу! Всегда Ваши Аля, Коля». Аркадий Ильич улыбнулся и прочел приписку, сделанную внизу: «Главное, ребята, сердцем не болеть! (и не только сердцем). Остальное приложится!»
— Ох уж эта болезнь, — подумал композитор. — Если б не она... Боюсь, помешает она моей работе.
Спешить приходилось и без печальных раздумий. Приближался главный юбилей века — 50-летие Великой Октябрьской социалистической революции. К нему готовилась вся страна, весь мир. Островский задумал цикл песен о тех, кто родился и вырос в этом пятидесятилетии. О людях новой судьбы. Однако в первой своей песне Островский и Ошанин обращаются к революционному прошлому:
Взгляни, мой друг, земля в расцвете,
Живет, живет цветок огня,
Тот, что дороже всех на свете
И для тебя, и для меня.
Красная гвоздика — спутница тревог.
Красная гвоздика — наш цветок.
А знаешь ты, что был он прежде,
Как откровенье, как пароль,
Цветком отваги и надежды
Героев первых красных зорь!

— Не все можно переносить в песню, — говорил Аркадий Ильич по поводу создания «Красной гвоздики». — Газетная статья о прошлых событиях не может стать основой музыкального рассказа. Мы искали опоэтизированный образ пролетарского движения — им оказался красный цветок гвоздики.
Песня написана, песня звучит. И опять, как это было уже не раз с произведениями Островского, «Красная гвоздика» появилась в тот момент, когда по всей стране с новой силой всколыхнулась среди молодежи волна интереса к революционным традициям, к революционной романтике, к прошлому нашей Родины. По местам боевой и революционной славы отцов и дедов отправились отряды молодых следопытов. И вместе с ними — песня «Красная гвоздика».
«...Когда поют «Красную гвоздику» — на глазах слезы,— пишут композитору из Краснодарского края сестры Никулины. — Вспоминаются все наши революционеры, Саша Ульянов, 1917 год, и думаешь, что мы на земле почти 50 лет, и эта песня — лучший лирический памятник всем тем, благодаря которым Советская власть существует полвека и будет стоять вечно...»
Не успела еще отзвучать «Красная гвоздика», как новая песня Островского — «Голос Земли» — приковала к себе всеобщее внимание. Она родилась после нескольких поездок композитора за рубеж. Англия, Франция, Италия, Швеция — Островский знакомится с жизнью, искусством этих стран. Видит он и страстное стремление всех людей к миру, к покою на земле.
«Я к конгрессу мира (он будет в Финляндии с 10—17 июля 1965 года), — пишет Аркадий Ильич сыну, — по просьбе Комитета мира, Союза композиторов и просто сам сочинил песню. Она называется «Молитва Земли» (cл. Л. Ошанина). Это, как мне кажется, интересно, т. к. это современная молитва (конечно, не религиозного толка). Но там есть орган, хор, колокол. Солист — Муслим Магомаев. И все это на очень современной ритмической основе». Песня «Голос Земли», так назвали ее авторы, начиналась с пульса, учащенного, взволнованного пульса нашего столетия, где господствует неугомонный ритм скоростей:
Небо, небо, небо, небо, небо,
Тучами укрой родную землю,
Чтобы демон смерти не прорвался
В этот мир...

Угловатые повторы-заклинания начала песни напоминают массовые скандирования сторонников мира на конгрессах и фестивалях.
Люди, люди, люди, люди, люди,
Всюду, всюду, всюду, в каждом доме,
Повторяйте, люди, как молитву
Мой призыв...

В припеве мелодия приобретает более напевный характер, однако напряжение в песне не ослабевает, оковы ритма сдерживают естественный порыв мелодии к простору, к свету.
«Своим ораторским, патетическим обликом, — пишет в журнале «Советская музыка» музыковед М. Бялик о песне «Голос Земли», — она сближается с первыми, конца 40-х годов, антивоенными манифестами, строй которых был возглавлен «Гимном демократической молодежи». Далее Бялик подчеркивает, что, может быть, впервые в песнях такого плана призыв к миру звучит от лица всей Земли.
«Мы стремились, чтобы новая песня по своему музыкальному складу, — писал Аркадий Ильич,— была близка к современным образцам песенного жанра и по ритмическому рисунку, и по гармоническим оборотам».

«ПОДАРИ МНЕ ЛУННЫЙ СВЕТ...»

Инна давно прислушивалась к песням Аркадия Ильича, он — к ее звонким, романтическим стихам. И однажды они встретились. Познакомило их «Доброе утро». Инна Кашежева принесла в редакцию радиопередачи «С добрым утром» свои новые стихи «Не встретимся», чтобы их отдали какому-нибудь композитору. Стихи Кашежевой попали к Островскому. Так они и познакомились.
И хотя за плечами композитора было четверть века творческой работы, а двадцатилетняя Инна, по существу, только начинала свой поэтический путь, они подружились.
Первая песня с Островским принесла юной поэтессе много хлопот. Требовательный композитор придирался буквально к каждому слову. А Инне легче было написать заново всю песню чем переделывать какую-то фразу. После долгих усилий «Не встретимся» увидела свет.
Но и вторая их песня создавалась не легко. Островский вернулся из Англии. Там, на Эдинбургском музыкальном фестивале, он услышал шотландские народные пеони. Песни ему понравились, композитор даже уловил отдаленное сходство этих мелодий с русскими старинными напевами. По приезде в Москву он сочинил музыку, в которой явно ощущалось влияние слышанных песен. Она получилась тревожной, необычной. Ритм ее напоминал энергичный современный танец.
— Так о чем же эта песня? — спрашивал Аркадий Ильич Инну Кашежеву, проигрывая сочиненную музыку.
— Что-то очень современное, неспокойное, — отвечала поэтесса.
Инна не помнит, кто первый назвал эту музыку «Атомным веком». Да это и не столь важно. Тема была определена. Работа над песней началась. Она длилась четыре месяца. Двадцать вариантов стихов написала Инна. И все были самостоятельными стихотворными произведениями. И только когда последний, двадцатый, вариант был готов, песня прозвучала в эфире:
Атомный век,
А шар земной кружит и кружит
И с музыкой, что всюду звучит,
И с голубою тишиной.
Рождены мы
В атомный век,
А этот век, представьте, таков:
Он создан для машин и стихов,
Он умный, он и озорной.

Однажды Инна Кашежева, придя к Островскому, застала композитора в глубоком раздумье.
— Как вы относитесь к импрессионистам? — неожиданно спросил он.
— Они мне нравятся, — ответила Инна. — В них много чувства, настроения, красочности.
— Да, пожалуй, — согласился Островский. — В музыке импрессионизм — это своеобразная звуковая живопись. Давайте, Инна, напишем несколько песен в стиле музыки Дебюсси и Равеля. Что-нибудь в неярких тонах, как в картинах Ренуара или Моне... Песни-пейзажи в полутонах...
Инна согласилась. Так началась работа над этим совершенно новым для стиля и всего творческого облика композитора циклом. Его так и назвали — «Полутона». Задуман он был из шести песен. Закончить удалось только три.
В этих песнях много печали и грусти. В них глубина чувства, мысли и предельная искренность. Как только началась работа над циклом, Островский пригласил Эдуарда Хиля. После спасенных «Лесорубов» Аркадий Ильич внимательно прислушивался к советам и замечаниям талантливого певца. По существу, Эдуард Хиль стал третьим соавтором «Полутонов» и первым исполнителем.
Цикл начинался с песни «Круги на воде»:
Круги на воде,
Круги на воде,
И я вспоминаю,
Что видел я это
Не помню когда,
Да и важно ли где, —
В далеком когда-то,
В неведомом где-то...

Память о жизни, событии, встрече. И давно все свершилось, ушло вдаль, растворилось. Но нет-нет и вспомнится, мелькнет, вернется на миг, чтобы вновь разойтись кругами по времени.
Для Островского работа над циклом была полна неожиданных открытий и звуковых находок. Привычное понятие о куплетности в песне, о традиционном запеве и припеве отошло на задний план. Форма песни едва сдерживала поток чувств и сложного переплетения настроений. В музыке — неустойчивый взлет мелодии, длинные, затянутые окончания фраз на зыбкой основе сопровождения.
Эдуард Хиль вспоминает, что во время репетиции Аркадий Ильич часто бывал задумчив и печален. Песня «Дожди» — это светлая печаль о хорошем, человечном, добром. О чистоте душевной и красоте:
Дожди,
Идут дожди без конца.
Стучат дожди,
Стучат, как наши сердца.
Дожди,
Идут дожди по земле,
Как будто все ищут кого-то во мгле.

«Лунный камень» — загадочная романтика. Мечта о счастье. И лунный камень — символ этой мечты:
Отыщи мне лунный камень,
Сто преград преодолев,
За морями, за веками,
В древних кладах королев.
Отыщи мне лунный камень,
Талисман моей любви,
Под землей, за облаками,
В небесах, в любой дали.

Песни-поэмы, песни-баллады, они объединили высокую поэзию, не менее возвышенную музыку и совершенное исполнение.
Вот так втроем шаг за шагом лепили они — композитор, поэтесса и певец — это новое слово в самом популярном и демократическом музыкальном жанре, уходя в своих исканиях далеко вперед. И кто знает, может быть, пройдут годы, и романтика этого цикла обернется явью. И отыщется кто-то на Земле, способный подарить любимой «лунный свет».

«ВРЕМЯ»

Самолет, на котором Островский возвращался из Крыма, набирал высоту. Последний раз блеснуло синевой море. Город, оставшийся далеко внизу, терял очертания и превращался в бесформенную груду. Островский потянулся за журналом и нечаянно задел соседа слева. Он извинился и хотел уже раскрыть журнал, как вдруг увидел, что сосед внимательно смотрит на него.
— Наверное, узнал меня по выступлениям, — подумал Аркадий Ильич и вежливо улыбнулся.
Сосед продолжал смотреть и, как показалось Островскому, во взгляде его был какой-то укор. Так и есть.
— Вот и не узнал меня, — сосед сокрушенно покачал головой. — Конечно, узнать трудно. Больше тридцати лет не виделись. Мальчишками расстались.
Островский заволновался, пристальней вгляделся в соседа, пытаясь вспомнить, где и когда они встречались. И вдруг что-то далекое и почти забытое всплыло в памяти.
— Степан!— Островский схватил соседа за руку.
— А я думал, и не признаете меня.
— Честно, Степан, трудно было вспомнить. А что это ты вздумал меня на «вы» называть? Ведь мы с тобой ровесники. И я всегда вспоминаю о нашем ФЗУ, о заводе.
— Ладно, Аркадий, не буду, — Степан повеселел. — Вот ты не сразу вспомнил меня, а я ведь многое знаю о тебе, о твоей жизни.
— Как так?— Островский удивился. — Что же ты не дал о себе знать?
— Да неудобно было... Человек ты известный, занятый, — оправдывался Степан. — Зато я следил издали за твоими успехами, — он оживился, — Я ведь все там же, в Ленинграде, на заводе. Только теперь начальником смены работаю. Вот мне, сидя на одном-то месте, не разъезжая по свет легче было уследить за Аркадием Островским.
Во многом помогли твои песни. Кое-что перепадало из газет и журналов. Так я и стал твоим тайным биографом.
— Ну-ка, ну-ка, это интересно! — Островский был удивлен не на шутку. — Что же ты узнал из песен?
— А многое. Они, брат, выдавали тебя с головой, обо всем рассказывали. Ну, например, слышу, зазвучали «Лесорубы». Думаю, был где-то Аркадий в тайге, на лесозаготовках. Смотрю, о море запели — «Как провожают пароходы» и эту, вторую — «Ах море, море, волна под облака». И уже знаю, повстречался Аркадий с волной. Помню, еще раньше, когда полетел Юрий Гагарин в космос, в тот же день твоя песня по радио звучит — «Посланец земли».
— Да, да. Мы ее с Сергеем Михалковым написали,— торопливо сказал Островский, не желая перебивать друга.
— Вдруг слышу, появилась песня «Товарищ Куба», это сразу же после выступления Фиделя Кастро. Ну, думаю, молодец Аркаша, чутко реагирует на политику. А тут вдруг четыре наших парня бой с океаном выдержали. И я уже жду, откликнешься ты или нет. И верно, появляется песня «Четыре солдата».
Островский рассмеялся, он был рад, что старые друзья не забыли о нем, следят за ним и его работой.
— Ты слушай дальше, — продолжал Степан. — Приходит как-то моя дочка домой и приносит пластинку с твоими песнями «А у нас во дворе», «И опять во дворе» и «Я тебя подожду». А сын, ему уже двадцать третий пошел, недавно из армии вернулся, так он целыми днями поет «Вьюга смешала землю с небом».
— «Песню любви», — подсказал Аркадий Ильич.
— Вот, вот, «Песню любви». Ему девушка одна нравится. Ну хватит, — спохватился Степан, — я тебя замучил. Ты и сам лучше знаешь, что написал и по какому поводу. А честно, Аркадий, сколько всего у тебя песен?
Островский задумался, что-то прикинул в уме:
- Честно? Я пока еще не подводил итогов, но в общем что-нибудь около четырехсот будет. Ты лучше, Степан, о себе расскажи, о семье, о детях.
- Что обо мне рассказывать? У меня все спокойно и ясно. А вот тебя я наконец-то могу лично поздравить с присвоением звания заслуженного деятеля искусств РСФСР. — Степан пожал руку Аркадию Ильичу. Островский растроганно обнял друга:
— Откуда ты и это узнал?
— Я же сказал, все из газет! А теперь, Аркадий, ты о себе, о семье расскажи. Как твой сын? Он что же, по твоим стопам пошел, по музыке?
— О нет. Миша мой с отличием закончил Московский университет, аспирантуру, и теперь он — кандидат биологических наук! — Аркадий Ильич произнес это с расстановкой и многозначительно. Успехами сына он гордился больше, чем собственными удачами. — Матильда, жена моя, работает, пишет пьесы, сценарии. А музыканта нам и одного с лихвой хватает на всю семью. — Аркадий Ильич задумался.— Вот видишь, что значит — композитор? Все мои близкие отдыхают, а я еду в разгар лета в Москву, чтобы работать над новой песней. Я давно уже думаю о ней, она не дает мне покоя, и главное, совершенно не знаю, какой она получится. Островский умолк. Вошла стюардесса и предупредила, чтобы все застегнули ремни. Самолет снижался над Москвой. В аэропорту Степан и Аркадий тепло простились.
— Кланяйся заводу и тем, кто помнит меня. — Островский достал ноты и быстро на них что-то написал. — А это твоим детям на память, на счастье... Право, Степан, может, заедешь ко мне. Позвоним в Ленинград, скажем, что задержался...
— Нет, спасибо, Аркадий, в другой раз. Я сейчас же улетаю в Питер. Так что прощай, до следующий встречи.
Стояло обычное московское лето, с тополиным пухом и отцветающей липой, с переменной погодой и щедрыми дождями. Опустел дом на улице Огарева. Только в квартире Островского не смолкала музыка. «Время» — так хотел назвать свою новую песню Аркадий Ильич. О чем она? Теперь он уже определенно знал, о чем будет эта песня. О современниках, о тех, кто созидая, думает не о себе, а о будущих поколениях людей. Ведь когда-нибудь, через сто-двести лет, эти люди придут в наш мир и помянут добром тех, кто думал о них сегодня, сейчас.
Нелегко протекала работа над песней. Аркадий Ильич неважно себя чувствовал. Старая болезнь вновь напомнила о себе.
Весь август и начало сентября он работал над музыкой. Ему хотелось передать в ней неумолимое течение времени. Звучание хора, бесстрастное и спокойное, олицетворяющее время, вдруг нарушается страстным монологом солиста, призывающего всех людей к труду во имя будущего.
Композитор спешил, он хотел закончить песню до Октября, чтобы в канун 50-летия Революции она прозвучала в концертах и по радио.
В сентябре в Сочи открывался первый в СССР Международный фестиваль эстрадной песни. И Островский получил приглашение принять в нем участие. Но врачи не советовали ему ехать на юг. Все домашние тоже были против этой поездки. А Островский настаивал на своем:
— Как я могу не присутствовать на первом Международном фестивале песни, проводимом у нас в стране. Я — композитор-песенник, и для меня в этом вся жизнь. И он уехал в Сочи...
В Москву Аркадий Ильич не вернулся. 15 сентября 1967 года приступ болезни привел композитора на операционный стол. Врачи сделали все возможное. Трое суток шла борьба за его жизнь. Победила болезнь. 18 сентября под вечер, когда маленькие телезрители, прильнув к экранам, слушали ласковую песенку Аркадия Ильича, желавшую им спокойной ночи, большое, доброе и щедрое сердце композитора перестало биться. Уже позже Лев Ошанин написал слова к последней песне Островского — «Время». В монологе солиста есть строки, прямо относящиеся к композитору:
Для него я горел, воевал,
И, как бог, этот мир создавал —
Мир стеклянных дворцов,
И морской синевы,
И огня, и зеленой травы.
Он придет в этот праздник огней.
Человек наших завтрашних дней,
И за все, что найдет на планете живой,
Благодарность свою он отдаст нам с тобой!


«ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПО 7 НОЯБРЯ 2017 ГОДА...»

...Море было тихим и ленивым. Солнце ласкало теплом. Однако весенняя погода могла и подвести. Поэтому, приготовив все заранее, люди поспешили побыстрее отправиться в свое необычное путешествие. До Суджукскогo маяка катер плыл недолго. Проверив точность координат, бросили якорь, а потом, сгрудившись на палубе, внимательно следили за тем, как медленно и торжественно опускаются в море большие железобетонные плиты, в которых были заключены герметически закрытые капсулы с посланиями в будущее. Позже в Москву полетело письмо, в котором хранился удивительный документ, адресованный Аркадию Ильичу Островскому.
Новороссийский городской комитет ВЛКСМ,
12 ноября 1968 г.
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Дано Островскому Аркадию Ильичу в том, что в капсуле-контейнере, отправленной молодежью Новороссийска в 2017 год и положенной 7 апреля 1968 года на дно Черного моря у подножия Суджукского маяка на 44°39',8" северной широты и 37°49',5" восточной долготы, находятся его песни «Пусть всегда будет солнце», «Голос Земли», «Комсомольцы — беспокойные сердца».
Действительно по 7 ноября 2017 года.
Секретарь ГК. ВЛКСМ В. Новик
Начальник штаба по отправке писем в будущее Г. Подыма
Так в будущее ушли три лучшие песни Аркадия Островского. И в дни столетнего юбилея Великой Октябрьской социалистической революции эти песни, поднятые со дна морского, предстанут перед молодежью двухтысячных годов и расскажут ей о мечте наших современников. Эти песни написаны для людей с горячим, верным сердцем и обращены к людям доброй, но твердой воли.
Другие песни Островского тоже продолжают жить и звучать, и мы часто встречаемся с ними в эфире, в концертном зале, в грамзаписи, в обычной повседневной жизни.
Для многих людей песни Аркадия Ильича — это детство, юность, молодость, первая любовь. Люди всегда будут благодарны композитору за минуты радости и лирической грусти, за веселье и светлую печаль. За то, что «в холод его песни согревали, в жаркий полдень были как вода». За то, что песня Аркадия Островского — «верный друг наш навсегда».
Песни Аркадия Островского уходят в 2017 год