А. И. Демиденко. "Петр Лавров" Издательство "Просвещение", Москва, 1969 г. OCR Biografia.Ru
продолжение книги...
Бегство в Париж
Жизнь в захолустных городках Вологодской губернии существенно отразилась на характере научной работы Лаврова, к которой он всегда стремился. Ему пришлось отказаться от занятий философией и обратиться к более животрепещущим проблемам. В ссылке он был лишен своей огромной библиотеки, перевезти которую оказалось невозможным. Только небольшая часть его книг, насчитывающая примерно около двух тысяч томов, была перевезена на место нового жительства. Это, естественно, ограничивало возможности научного исследования. Однако Лаврову удалось в тяжелых условиях ссылки создать ряд ценных работ, которые были на уровне новейших достижений западноевропейской научной мысли. Он не только следил за достижениями европейской науки, но и сумел внести свой вклад в разработку ряда важных научных проблем. Из написанных им в это время научных трудов особо следует выделить два — «До человека» и «Цивилизиция и дикие племена». Последняя работа посвящена коллективной жизни насекомых (пчел, муравьев) и свидетельствует о громадных знаниях автора. Основные научные проблемы, которые интересовали Лаврова, — это вопросы истории, социологии и истории культуры. Кроме того, Лавров задумал создать грандиозный труд по истории развития человеческой мысли. Разработке этой проблемы он посвятил в дальнейшем всю свою жизнь. Однако его монументальный труд «Опыт истории мысли», в котором собран богатейший археологический и исторический материал, остался незавершенным. Занятия историей, историей культуры и социологией способствовали идейному росту Лаврова. Они положительно сказались на формировании его социалистических взглядов, которые он претворял далее в своей практической деятельности. Уделяя большое внимание литературной и научной работе, Лавров стремился влиять также на прогрессивно настроенную молодежь личным общением. Лавров познакомился и завязал дружеские связи с соратником Чернышевского Н. В. Шелгуновым, а также другими ссыльными — Линевым, Гарнет и участницей польского восстания Чаплицкой, которая впоследствии стала его женой. Лавров был центром изгнанных. На его квартире в Тотьме часто собирались ссыльные и некоторые из местных жителей, преимущественно учителя. Когда Лавров после двухлетнего пребывания в Тотьме получил разрешение жить в Вологде и поехал туда, его провожала довольно большая и шумная компания ссыльных и местных знакомых. На прощание провожавшие пожелали Лаврову успехов и благополучия. Это была своего рода демонстрация, которая впоследствии дорого обошлась Лаврову.
Начальник Вологодского губернского жандармского управления полковник Мерклин из проводов Лаврова состряпал целое дело. В Петербург посыпались доносы о том, что местное население и ссыльные сочувствуют государственному преступнику. При этом было сообщено о преступных речах во время проводов, которых, однако, в действительности никто не произносил. В заключение Мерклин сделал вывод о том, что Лавров опасный для Вологды человек, что он может пагубным образом воздействовать на население и т. п. Ничего не зная о доносах,
Лавров, приехав в Вологду, решил осуществить свой план действий, который должен был показать, что он не является опасным человеком, что его сослали без достаточных оснований. Он заявил Шелгунову, что намерен завести знакомства с местными жителями, хочет вести здесь широкую жизнь, устраивать у себя литературные вечера и на них приглашать местную интеллигенцию. Для начала Лавров думал нанести визиты кое-кому из членов вологодской администрации, а также некоторым помещикам. Шелгунов отговаривал Лаврова от этой затеи. И действительно, никто из местных жителей не отдал Лаврову ответного визита. Это единодушие смутило Лаврова. Он хотел своей жизнью в Вологде показать, что он просто придерживается либеральных взглядов. Он был уверен, что правительство поймет свою ошибку и вернет его из ссылки, что неразумно карать ссылкой людей за такие, как у него взгляды. Однако, когда один из друзей намекнул Лаврову, что было бы целесообразно написать прошение и тем самым напомнить о себе, Лавров ответил категорическим отказом. Во всем виновато правительство. А раз так, то оно должно о нем вспомнить и загладить перед ним свою вину. - Сами сослали, — говорил он, — сами пусть меня и вернут. Однако правительство не собиралось искупать свою вину. Царское правительство не мучили угрызения совести. Из-за происков Мерклина вокруг Лаврова образовалась непроницаемая стена молчания. Местные жители бойкотировали его. На вечера, которые устраивал Лавров, теперь приходили только ссыльные. Собирались в столовой. Мать ставила на стол самовар, она была доброй и радушной хозяйкой. Лавров оживлялся и был очень разговорчив. Он задавал много вопросов и много говорил сам. Разговор шел о политике, литературе, науке. Лавров но-прежнему много работал. Стиль научной работы Лаврова был особый. Он, как правило, не заканчивал работу сразу. У него была привычка написать что-либо и отложить, а тем временем заняться другой работой. По прошествии же нескольких недель, когда написанное забывалось, он брал статью, снова перечитывал ее, делал исправления и снова откладывал. И так несколько раз. Доносы Мерклина сделали свое дело. После двухмесячного пребывания в Вологде Лаврову с матерью пришлось отправиться на новое место ссылки — в город Кадников. Это обстоятельство окончательно похоронило мечты Лаврова о скором возвращении из ссылки. Надо было искать выход. Не вечно же прозябать в этих заброшенных, медвежьих углax! Ему хотелось работать, он жаждал большой общественной деятельности. У него есть все для такой деятельности — талант, большие знания, опыт, а главное — горячее и страстное стремление к правде, к истине, к справедливости, горячая любовь к людям, которые обречены на вечное страдание, если им не помочь. Выход найден! Бежать! Надо скорее бежать туда, где можно свободно действовать на пользу своего народа. Лавров решает бежать за границу. У него там есть друзья. А. И. Герцен, живший в Лондоне, обещал Лаврову «устроить все: пускай лишь приедет». Участие Герцена в судьбе Лаврова объяснялось тем глубоким впечатлением, которое произвели на Герцена «Исторические письма». В ссылке у П. Л. Лаврова не было условий для научной работы. Однако научная работа — не главное, что заставляло его нервничать и готовиться к побегу. Он жаждал деятельности. В стране неспокойно. Лучшие люди ведут самоотверженную борьбу против царизма. Им нужна его помощь и советы. Внутренне он твердо решил действовать. Надо скорее бежать. Безнравственно мириться с существующими условиями, которые не дают возможности действовать на пользу общества. О желании Лаврова бежать стало известно его родственникам, которые все еще надеялись на милость царя. Они предпринимали энергичные меры, чтобы смягчить участь ссыльного. Родственники и друзья Лаврова делают попытки, чтобы ему позволили уехать за границу легально. 19 апреля 1868 г. его мать Елизавета Карловна, жившая вместе с ним в ссылке, пишет прошение шефу жандармов графу Шувалову. 2 декабря 1868 г. и 10 марта 1869 г. были посланы прошения управляющему Третьим отделением Мезенцову. По поручению Лаврова к Шувалову идет хлопотать его друг Е. А. Штакеншнейдер, она же обращается затем и к Мезенцову. Наконец, сам Лавров пишет письмо князю А. А. Суворову, которого в высших придворных кругах считали либералом, просит его лично походатайствовать у царя о разрешении на несколько лет уехать за границу. Однако все эти попытки окончились неудачно. Царское правительство враждебно относилось к Лаврову. Оно отказалось даже переменить место ссылки и направить его в южные губернии. На одном из писем престарелой матери Лаврова Александр II собственноручно наложил резолюцию: «Если это тот Лавров, что читал в артиллерийском училище, то в просьбе отказать». Пока шли хлопоты о помиловании, события развивались своим чередом. В конце февраля 1870 г. на почтовой тройке из Вологды в Кадников спешил статный господин. Он был молчалив и сосредоточен. На нем была черкеска и дворянская фуражка, что указывало на принадлежность к высшему сословию. По паспорту он числился отставным штабс-капитаном Скирмунтом. Приехав в Кадников и оставив на постоялом дворе лошадей, штабс-капитан тут же отправился на квартиру к Лаврову. Едва он вошел в переднюю, как Лавров холодно осведомился о цели его посещения. Оказалось, что незнакомец приехал проведать его по поручению жившей в Петебурге дочери Петра Лавровича. Лавров пригласил пройти его в комнату. Там сидели два приятеля
Лаврова и о чем-то беседовали. Молодой человек отрекомендовал себя и присоединился к разговору. Он очаровал собеседников своим умом и блестящим красноречием.
После ухода гостей молодой человек сказал Лаврову: — Я не Скирмунт, а Лопатин. Наши общие друзья послали меня увести вас отсюда в Петербург. Вы готовы? Когда можете отправиться? - Хоть завтра, — ответил Петр Лаврович. Да, это был не отставной штабс-капитан Скирмунт, а известный революционер Герман Александрович Лопатин. Начались спешные приготовления к побегу. Прежде всего необходимо было изменить внешность Петра Лавровича. Пришлось срочно сбрить усы и пышные бакенбарды. Лавров должен играть роль богатого капризного господина, которого в дорого мучает зубная боль и который поэтому все время кутается в громадный воротник медвежьей шубы, время от времени громко стонет и на вопросы любопытных отвечает нечленораздельным мычанием. В это время у кадниковского исправника собрались гости, которые затеяли карточную игру, затянувшуюся далеко за полночь. — Проиграли Петра Лавровича, — шутили впоследствии в Кадникове. На следующий день утром к дому, где жил Петр Лаврович, подъехал почтовой возок. Лавров и Лопатин сели и поехали.
После того как проехали с полкилометра, Лопатин вдруг воскликнул: — Петр Лаврович, а пирожки! - Что такое? — в недоумении спросил Лавров. — Пирожки забыли. — Ну, бог с ними! — сказал Петр Лаврович. - Да нет, как же. Елизавета Карловна огорчится, да и есть нечего будет. Ведь в Вологде не остановимся, — возражал Лопатин. Несмотря на протесты Лаврова, Лопатин, которого впоследствии за храбрость и удивительную находчивость Лавров называл в письмах д'Артаньяном, решил все-таки вернуться за пирожками, которые с такой любовью приготовила 82-летняя Елизавета Карловна. Лопатин быстро выскочил из саней и побежал обратно. Вскоре он вернулся с пирожками. Тройка, которую Лопатин предусмотрительно захватил в Вологде, так как все кучера в Кадникове были известны полиции и могли при допросе сообщить о побеге, быстро помчалась. Однако по дороге беглецов подстерегали опасности. Проехав благополучно Вологду, они на одном постоялом дворе, где должны были переменить лошадей, встретились с вологодским жандармским полковником Мерклиным, которому было поручено наблюдать за Лавровым и который хорошо знал его в лицо. Однако все прошло благополучно. Лопатин оказался отличным гримером. Он так сильно изменил внешний вид Лаврова, что Мерклин даже не взглянул на него, когда находился поблизости. Лопатин благополучно доставил изгнанника в Петербург. В Кадникове благодаря продуманной Лопатиным системе предосторожностей некоторое время никто не знал о побеге Лаврова. Среди окружавших его лиц Лавров пользовался большой популярностью. Поведение Петра Лавровича было настолько корректным, что не внушало никакого опасения и наблюдавшим за ним жандармам. Надзор за ним был минимальный. Жандармам не рекомендовалось надоедать Лаврову ежедневными посещениями. Надзор ограничивался в основном наблюдением за светом в его квартире. Вот и теперь, жандармы подойдут ночью к дому, посмотрят и спокойно уходят. Все в порядке. Лавров работает: за шторами виден его силуэт. Им и в голову не приходило, что это ходит из угла в угол Елизавета Карловна. Даже прислуга ничего не знала. Елизавета Карловна, сказав, что Петр Лаврович заболел, как обычно, занималась хозяйством и аккуратно относила в положенные часы обед в кабинет Петра Лавровича. Так продолжалось двое суток, самых важных для успеха побега, двое суток, в течение которых Елизавета Карловна не спала. Но когда после бессонных ночей она заснула и проснулась около восьми часов утра, у ее постели сидели исправник и жандармы. Когда она открыла глаза, последовал грозный вопрос:
— Где ваш сын? Они хотели запугать ее, ошеломить. Но это не подействовало. - Как где? — спокойно ответила Елизавета Карловна. — У себя. И после некоторой паузы добавила: — Если его нет, значит, он вышел. Мой сын не дает мне отчета, куда он ходит.
Жандармы еще долго допрашивали Елизавету Карловну. Они грозили, кричали. Однако убедившись, что от нее ничего не добиться, жандармы оставили Елизавету Карловну в покое. Их угрозы оказались бессильными перед стойкостью этой женщины, которая мужественно переносила все тяготы и лишения ссылки. Вскоре после успешного бегства Петра Лавровича в Париж Елизавета Карловна последовала за ним. Она не хотела ни на минуту покидать любимого сына и до конца испытала с ним всю тяжесть изгнания. Умерла она на руках Петра Лавровича, который тяжело переживал смерть матери. Бегство за границу было переломным моментом в жизни Петра Лавровича. Вспоминая через 25 лет об этом событии, он говорил: «В марте 1870 г. я переехал через русскую границу, чтобы уже не возвращаться на родину, и вся моя жизнь как бы переломилась».
Да, Лаврову не суждено было вернуться на родину, которую он так горячо любил. Но, живя вдали от родины, от своего народа, Петр Лаврович ни на минуту не прерывал связи с народом, с русским революционным движением. Он с еще большей энергией отдался служению великой идее освобождения трудового народа, борясь за торжество истины и справедливости на земле.
