Тимирязев подчеркивает «научно-философское» значение деятельности Бекетова в развитии русского естествознания, в развитии его собственных взглядов. Он усвоил и настойчиво проводил в жизнь требование Бекетова — не ограничиваться простым описанием растительных форм, а экспериментальным путем находить причины их образования. «Четверть века назад, — говорил Тимирязев в 1890 г. на VIII съезде русских естествоиспытателей и врачей, — наш глубоко уважаемый председатель, Андрей Николаевич Бекетов, учил нас, что задача морфологии — „исследовать законы и причины форм"». Тимирязев утверждал далее, что Бекетов стоял в этом отношении значительно выше лучших физиологов Западной Европы, даже таких, как Клод Бернар, который отрицал возможность исследования причин образования органических форм.
Большое влияние оказал на Тимирязева замечательный русский хирург и педагог Н. И. Пирогов (1810—1881), которого Чернышевский называл «славой наших специалистов». Тимирязев следовал принципу Пирогова — внимательно изучать факты и считал, что без фактов невозможно изучение окружающей нас природы. Он называл Н. И. Пирогова «великим педагогом земли русской». Тимирязев солидаризировался с Пироговым в оценке огромной роли естествознания в общей системе воспитания. Вместе с тем так же, как и Пирогов, он считал, что решающее значение для воспитания молодежи имеет изменение общественного строя, обеспечение широких демократических преобразований в стране. В 1880 г. Тимирязев, как член делегации Петровской академии, вручил Н.. И. Пирогову приветственный адрес в связи с его 70-летним юбилеем, праздновавшимся в Московском университете.
Тимирязев называл своими учителями целый ряд таких выдающихся русских естествоиспытателей, как Л. С. Ценковский, А. М. Бутлеров, Н. Н. Зинин, С. С. Куторга, Н. Н. Соколов, представлявших различные области отечественного естествознания.
С. С. Куторга был первым русским профессором, начавшим с университетской кафедры пропагандировать учение Дарвина. Именно здесь и познакомился впервые с дарвинизмом молодой Тимирязев.
Будучи профессором Московского университета, К. А. Тимирязев поддерживал близкие идейные и дружеские отношения с профессорами университета А. Г. Столетовым, П. Н. Лебедевым, Н. А. Умовым, И. А. Каблуковым, М. А. Мензбиром, а также с И. И. Мечниковым, И. П. Павловым, братьями А. О. и В. О. Ковалевскими и другими прогрессивными учеными, работавшими в других городах. Вся эта славная когорта замечательных русских естествоиспытателей составляла своеобразный фронт демократии и материализма, активно боровшийся против реакционных, идеалистических поползновений в науке. Тесное общение и взаимная поддержка ученых, прокладывавших новые, неизведанные пути в различных отраслях знания, сильно способствовали дальнейшему развитию и укреплению материалистических убеждений каждого из них. вдохновляли их на борьбу против идеализма. Об этом говорит уже не раз освещавшаяся в нашей литературе глубокая дружба, которая связывала И. М. Сеченова, И. И. Мечникова, В. О. Ковалевского и Н. А. Умова. Известна их интенсивная переписка между собой в тот период, когда они работали в разных городах России. Об этом же говорит и дружба Тимирязева со всеми этими и другими прогрессивными деятелями русской науки.
Большой интерес представляет переписка Тимирязева с русскими учеными.
Недавно в Музее К. А. Тимирязева был обнаружен ответ И. И. Мечникова на письмо Тимирязева, приглашавшего его принять участие в работе IX съезда русских естествоиспытателей и врачей. В этом письме И. И. Мечников благодарит К. А. Тимирязева за приглашение и пишет, что давно уже следит за его интересными работами, с наслаждением читает его популярные статьи.
В свою очередь Тимирязев, внимательно изучая работы Мечникова, давал высокую оценку его теории фагоцитоза, его трудам по изменчивости микроорганизмов под влиянием условий существования. Когда в 1913 г. вышла книга Мечникова «Сорок лет искания рационального мировоззрения», Тимирязев написал восторженную рецензию на нее. «Мы, читающая русская публика, — пишет Тимирязев,— с благодарностью встречая все, что выходит из-под пера знаменитого ученого и талантливого писателя, должны особенно горячо приветствовать появление нового произведения, так непритязательно названного им „сорокалетними исканиями"» К Тимирязев солидаризируется с Мечниковым в его критике идеалистических направлений в философии и науке, развивает и углубляет ее.
В близких отношениях находился Тимирязев с братьями Ковалевскими. С В. О. Ковалевским и его женой С. В. Ковалевской он подружился во время совместного пребывания в Гейдельберге в 1868—1869 гг. В дальнейшем он всю жизнь с большой теплотой отзывался о них, как о выдающихся русских ученых и искренних, преданных друзьях. Тимирязев с гордостью отмечал высокую оценку научных заслуг В. О. Ковалевского Дарвином.
С особым восхищением отзывался Тимирязев о смелом и мужественном характере Владимира Онуфриевича, вступившего в 1866 г. добровольцем в итальянскую национально-освободительную армию Гарибальди, к которому сам Тимирязев питал глубокие симпатии.
Тимирязев неоднократно встречался и переписывался с А. О. Ковалевским. В одном из своих писем А. О. Ковалевский писал Тимирязеву: «Премного Вам благодарен за Вашу речь „Витализм и наука"; не могу Вам не выразить моего глубочайшего сочувствия. Я помню, с какой печалью, даже просто стыдом я слушал в прошлом году пресловутую речь Бородина, и помню, с каким ужасом увидел, что она встречается громом аплодисментов... Речи Московского съезда меня успокоили, есть же, думалось мне, в сердце России люди одинакового со мной мнения, а ваша ныне напечатанная речь доказывает, что есть и блестящие защитники здравого и научного направления».
С глубоким уважением относился Тимирязев к И. П. Павлову. Он дал самую высокую оценку произнесенного И. П. Павловым на XII съезде русских естествоиспытателей и врачей доклада «Естествознание и мозг». В ответ на это И. П. Павлов написал Тимирязеву следующее письмо:
«Глубокоуважаемый Климент Аркадьевич!
Уехав из Москвы со съезда 29 дек., я только вчера, получив нумера „Дневника съезда", узнал про Ваш отзыв о моей речи. Нахожу естественным и уместным засвидетельствовать Вам, что этот отзыв дал мне много радости. Научное единомыслие, признание товарищами по оружию правильности и ценности наших взглядов есть законнейший источник нашего успокоения и удовлетворения. И то, и другое я чувствую тем сильнее, что принадлежу, к моему огорчению, к типу наклонных всегда тревожиться и сомневаться, в чем, очевидно, виновата моя неврастения. Позвольте же мне этими строками выразить Вам мою сердечнейшую признательность.
С горячим пожеланием Вам полного восстановления здоровья и возврата к прежней деятельности.
Искренно Вас уважающий и преданный Вам Ив. Павлов».
Тимирязев в это время был прикован к постели тяжелой болезнью. Несмотря на тяжелый недуг, он нашел в себе силы, чтобы ответить на письмо Павлова:
«Глубокоуважаемый Иван Петрович!
Не сумею передать Вам, как меня обрадовало и успокоило Ваше любезное письмо. Отправив телеграмму под глубоким впечатлением Вашей речи, я только после спохватился, что могли сказать, а кому какое дело до того, что я, ничего не смыслящий в ее предмете, о ней думаю, но потом успокоил себя тем, что восхищаться-то никому не запрещено. Ваше дружеское, товарищеское отношение ко мне меня окончательно успокоило и обрадовало не только за себя, но и за нашу науку. Уже мне лично приходится воевать с ботаниками старыми и молодыми, русскими и немецкими, проповедующими, что физиологи растений должны отказаться от „строгих правил естественно-научного мышления", заменив их бреднями о какой-то, по счастью, не существующей „фито-психологии". А теперь, когда я могу указать, что „великий физиолог земли русской", каким Вас считает весь свет, призван изгнать психологический метод из последнего его оплота в физиологии, я чувствую твердую почву под ногами для оказания им дальнейшего отпора.
Ваша речь мне представляется событием в истории естествознания; я глубоко сожалею, что не был его очевидцем, и вообще возможность увидеть Вас и позаняться с Вами было для меня главной приманкой съезда.
Позвольте же мне еще раз принести Вам сердечную благодарность за Ваши добрые и лестные для меня строки.
Искренне Вас уважающий и преданный К. Тимирязев».
Тимирязев неоднократно с восхищением отзывался о научной деятельности И. П. Павлова. В свою очередь И. П. Павлов был чрезвычайно высокого мнения о Тимирязеве как ученом и гражданине. В сборнике, посвященном 70-летию Тимирязева, Павлов поместил статью, в заключении которой он пишет: «Мы рады, хотя бы этим скромным трудом, выразить чувство нашего глубокого уважения Клименту Аркадьевичу Тимирязеву как выдающемуся деятелю родной науки и неустанному борцу за истинно научный анализ в области биологии, все еще нередко сбивающейся, в лице многих ее представителей, на фальшивые пути».
Дружба Тимирязева с Павловым продолжалась до последних лет его жизни.
Уже эти приведенные здесь немногие отрывки из переписки Тимирязева с другими выдающимися русскими естествоиспытателями показывают, насколько тесно было общение между ними, как внимательно следили они за успехами в работе своих соратников и помогали друг другу в совместной борьбе против сил реакции и деспотизма. Тимирязев тщательно изучал не только современные ему науку и философию, но и историю, строго критически относясь к изучаемому материалу. Он проверял, испытывал на практике и самостоятельно развивал дальше те прогрессивные естественно-научные теории, которые знаменовали собой превращение естествознания в систему материалистического познания природы.
Широко известно, какое сильное влияние на формирование мировоззрения Тимирязева оказало учение Дарвина. Тимирязев ценил теорию Дарвина за материалистическое объяснение происхождения органического мира и за ту роль, которую сыграл дарвинизм в укреплении исторического подхода к изучению любого явления природы. Однако Тимирязев не остановился на достигнутом Дарвином уровне развития биологической науки, а поднял его значительно выше. Это относится не только к естественно-научным основам дарвинизма, но в еще большей степени к философскому истолкованию эволюционной теории. У Тимирязева уже в первые годы научной деятельности элементы диалектики в трактовке явлений природы выражены гораздо отчетливее, чем у Дарвина. А в последние годы своей жизни Тимирязев начинает сознательно воспринимать основные принципы диалектического и исторического материализма. Творческий подход к эволюционной теории, прямая критика ряда ошибочных идеалистических положений Дарвина убедительно показывают, что Тимирязев не был слепым последователем английского биолога. В своих исследованиях по физиологии растений Тимирязев опирался на новейшие открытия, достигнутые в различных областях знания как русскими, так и иностранными учеными.
