Присмотримся к внутреннему устройству наиболее исследованной общины — германской марки.
Как мы знаем, германцы селились племенами и родами. Внутри данного рода каждый глава семьи получал участок для дома и двора. Часть земли обращалась в пашню, из которой каждая семья получала свою долю. Правда, по свидетельству Цезаря, в начале христианской эры, одно германское племя (свэвы или швабы) обрабатывало землю сообща, не распределяя ее между семьями, но во II веке, во времена римского историка Тацита, ежегодное перераспределение участков стало обычным явлением. В отдельных районах, как, например, в общине Фрикгоф в Нассау, ежегодный передел был обычным явлением еще в XVII и XVIII вв. И даже в XIX веке можно было встретить в некоторых общинах, как в Бфальце в Баварии и на Рейне, перераспределение полей путем жеребьевки, хотя и через более длительные периоды: каждые 3, 4, 9, 12, 14 и 18 лет. Эти пашни, следовательно, лишь в середине прошлого века окончательно перешли в частную собственность. Также и в некоторых местностях Шотландии передел дашни встречался до недавнего времени. Первоначально все участки были одинаковых размеров и соответствовали средним потребностям одной семьи и тогдашней доходности земли и труда. В зависимости от качества земли размер участков в различных местностях составлял 15, 30, 40 и более моргенов.
В большей части Европы, благодаря все более редким и, в конце концов, прекратившимся переделам, участки уже в V и VI вв. перешли в наследственную собственность отдельных семей. Но это относилось лишь к пашне; остальная площадь — леса,
луга, воды и неиспользованная земля — оставалась в общем владении марки. Продукты лесного хозяйства шли, напр., на покрытие государственных повинностей и удовлетворение общинных потребностей, а что оставалось, распределялось между всеми. Пастбища находились в общем пользовании. Эти общинные владения (альменды) сохранялись долго и в настоящее время еще существуют в баварских и швейцарских Альпах, в Ткрсле, во Франции (в Вандее), в Норвегии и Швеции.
Чтобы достичь наибольшего равенства в распределении пахотной аемли, общинное поле делилось на отдельные части, соответственно их качеству и положению (Gewanne или Oesche), и каждая часть делилась, в свою очередь, на узкие полосы, соответственно числу равноправных членов марки. Если кто-либо из последних сомневался в том, получил ли он одинаковую долю с остальными членами, он был вправе потребовать в любой момент нового обмера всех полей общины, и всякий, кто ему в этом препятствовал, подвергался наказанию.
Но и после того, как периодический передел и распределение земли путем жеребьевки прекратились, труд всех членов общины, также и на полях, носил общественный характер и был подчинен строгим правилам общественного контроля. Прежде всего, каждый обладатель общинного участка был обязан трудиться, так как факт владения участком в пределах данной марки был недостаточен для того, чтобы считаться действительным членом общины (Markgenosse). Для этого нужно было жить в пределах марки и лично обрабатывать свой участок. Кто в течение нескольких лет не обрабатывал своего участка, — терял свое право на него, и марка могла отдать его другому для обработки. Но и сама работа происходила под руководством марки. В первое время после расселения германцев в центре хозяйственной жизни стояло скотоводство, которое велось на общих пастбищах и лугах общими деревенскими пастухами. Пастбищами служили также жнивья и поля под паром. Из этого следовало, что во время посева и жатвы чередование посева и оставление под паром для каждого участка, равно как и севооборот устанавливались сообща, и каждый должен был подчиняться общему распорядку. Каждое поле было огорожено забором с подъемными воротами; от посева до жатвы ворота запирались, и время их открытия и закрытия устанавливалось для всей деревни. Каждая полевая площадь находилась под наблюдением особого надзирателя (Flurschutz), который в качестве должностного лица, должен был блюсти установленный порядок. Так называемые обходы полей целыми деревнями превращались в настоящие торжества при участии детей, которым давали пощечины, дабы они запоминали границы для последующих свидетельских показаний.
Скотоводство велось сообща, членам общины запрещалось пасти стада в отдельности. Животные всей деревни делились по роду их на общинные стада; каждое стадо имело своего пастуха и вожака; предписано было также, чтобы стада снабжались колокольчиками. Точно так же сообща велась охота и рыбная ловля на всем протяжении общинных владений. Никто не имел права на своем участке устраивать силки и ямы для поимки зверей, не уведомив об этом сообщников. Руды и т. п., найденные в земле глубже, чем доходит плуг, переходили в собственность общины, а не того, кто их находил. В каждой общине должны были проживать необходимые ремесленники. Правда, каждая крестьянская семья сама изготовляла большую часть необходимых в повседневной жизни продуктов. Дома пекли и жарили, ткали и пряли. Но уже рано некоторые ремесла специализировались, именно те, которые изготовляли земледельческие орудия. Так, например, в лесной общине в Вельпе, в Нижней Саксонии, общинникам предписывалось «иметь в лесу одного человека каждого рода ремесла, могущего изготовить из дерева что-нибудь полезное». Повсюду было точно определено, сколько и какого рода дерево ремесленники могли брать, дабы щадить леса и изготовлять необходимые изделия только лишь для .членов общины. Ремесленники получали от марки все необходимое для их существования и, в общем, экономически находились в том же положении, как остальная масса крестьян, но они не были полноправными членами марки, отчасти потому, что они являлись кочующим, а не оседлым элементом, а отчасти, что сводится к тому же, потому что они не занимались сельским хозяйством, которое являлось тогда центром хозяйственной жизни, вокруг которого вращалась вся общественная жизнь, все права и обязанности общинников.
Поэтому проникнуть в общину мог не всякий. Для допущения чужого требовалось единодушное согласие всех общинников. И отчудить свой надел можно было лишь члену общины и лишь при посредстве общинного суда.
Во главе общины стоял дорфграф («деревенский граф»), называемый также старшиной (Schultheiss), или сотским (Centener). Он избирался на свою должность сообщинниками. Но избрание было не только почетом для избранного, но и его обязанностью: под страхом наказания он не должен был уклоняться от павшего на него выбора. Со временем, правда, должность общинного старшины стала наследственной в определенных семьях, и отсюда был один только шаг к тому, чтобы эта должность, ввиду ее доходности и связанного с ней влияния, передавалась в лен или давалась на откуп и вообще превратилась бы из чисто демократической должности, создаваемой путем общинных выборов, в орудие господства над общиной. Однако в период расцвета марки ее старшина был нечем иным, как исполнителем воли всей совокупности общинников.
Все общественные дела решались на собрании всех членов марки, тут же улаживались споры и налагались наказания. Весь порядок сельскохозяйственных работ, проведения дорог и строительных работ, равно как и несения полевой и деревенской охраны, устанавливался большинством собрания; ему же представлялись отчеты о состоянии хозяйства марки на основании регулярно ведшихся «книг членов марки» (Markerbucher). Судопроизводство происходило устно и публично под председательством старшины марки, причем приговоры выносились присутствующими членами общины, выступавшими в качестве «присяжных» (Urteilsfinder); присутствовать на суде могли лишь члены марки, чужим доступ запрещался. Члены марки были обязаны давать друг за друга свидетельские показания и присягу, как и вообще братски помогать друг другу в нужде, при пожарах и вражеском нападении. В армии члены марки группировались в отдельные отряды и сражались рука об руку. Никто не должен был покидать товарища в моменты опасности.
За преступления и убытки, имевшие место в пределах марки или совершенные членами ее вне ее, солидарно отвечала вся марка. Члены марки были обязаны давать приют приезжим и оказывать помощь нуждающимся. Первоначально каждая марка представляла единую религиозную общину, а с переходом к христианству, — что у части германцев, как, например, у саксов произошло очень поздно, лишь в IX веке, — церковную общину. Наконец, марка обычно содержала школьного учителя для всей деревенской молодежи.
Нельзя себе представить ничего более простого и гармоничного, как хозяйственное устройство старой германской марки. Весь механизм общественной жизни здесь как на ладони. Строгий план и выдержанная организация предопределяют поступки каждого и подчиняют его, как часть, целому. Непосредственные потребности повседневной жизни и одинаковое удовлетворение их для всех — вот исходная точка и конечный пункт всей организации. Все работают для всех сообща и совместно все решают. Откуда вытекает и на чем основана эта организация и власть целого над каждым в отдельности? Это не что иное, как коммунизм в земельных отношениях, как общественное владение трудящихся важнейшим средством производства. Типичные черты аграрно-коммунистической хозяйственной организации лучше всего выступают наружу при сравнительном изучении ее у многих народов, при котором она только и может быть понята как всемирная форма производства в ее историческом разнообразии и гибкости.
