"Утопический социализм в России." Хрестоматия под ред. А.И.Володина Москва, Политиздат, 1985 г. OCR Biografia.Ru
А. И. Володин и Б. М. Шахматов УТОПИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИЗМ В РОССИИ. 1833—1883 (Краткий очерк)
Очень разные мыслители и публицисты 30—80-х годов прошлого века представлены в этой книге. Разные по происхождению и социальной принадлежности. Разные по уровню культуры и образованности, по глубине теоретического мышления и художественному таланту. По отношению к коренным мировоззренческим проблемам. По предлагаемым конкретным способам и средствам решения насущных вопросов социально-политического развития России... Но при всем их различии все они были демократами, выразителями интересов и чаяний трудового народа, а в подавляющем большинстве — и революционерами, противниками трусливого либерального соглашательства с власть и силу имущими, сторонниками наиболее радикальных методов в разрушении старых, изживших себя общественных порядков... Самое же главное, что объединяет этих мыслителей и публицистов, состоит в том, что все они были отечественными социалистами. Это означает: каждый из них мыслил себе будущее человечества и своего народа как строй без эксплуатации и угнетения, как строй, который и по характеру отношений между людьми, и по экономическому и духовному развитию представляет собой нечто качественно, принципиально отличное не только от полуазиатских российских самодержавно-крепостнических порядков, но и от порядков самых передовых по тем временам западных капиталистических государств. Каждый из них не просто мечтал о таком будущем, не только стремился доказать его историческую неизбежность, но в меру сил и возможностей стремился к практическому его приближению. Официальное общество преследовало их, большинство современников не понимало и не принимало их взглядов. На протяжении десятилетий социалистические идеи в России — расценивались ли они как занесенные чумным ветром с «гниющего» Запада или как плод фантазий и досужих вымыслов доморощенных ниспровергателей всего и вся — подвергались запрету со стороны правительства, гонениям со стороны господствовавшей православной церкви, сокрушительной критике со стороны идеологов официальной народности; в идеях социализма усматривалось нечто несвойственное духу русского народа, отвергаемое самой сутью общественной и государственной жизни России... Были, разумеется, особенности, оттенки и нюансы в отвержении социализма правящими верхами и представителями дворянско-буржуазной интеллигенции. Но основной смысл утверждений большинства противников социализма в России был, в сущности, одним и тем же: Россия и социализм — вещи, друг друга исключающие. Однако, вопреки всему, в общественной мысли России прошлого столетия на протяжении пяти десятилетий, с 1833 по 1883 г., когда на смену утопическому социализму пришел социализм научный, пролетарский, марксистский, существовала и развивалась сильная социалистическая традиция, запечатленная во множестве литературных документов. Так уж получилось, что хрестоматии по истории утопического социализма в России ни разу не издавались — ни в нашей стране, ни за рубежом. Советский читатель до сих пор не имел пособия, по которому он мог бы познакомиться с текстами произведений главных представителей отечественного утопического социализма, имевшего богатую и сложную историю развития — от первого своего выражения в творчестве А. И. Герцена и Н. П. Огарева до возникновения группы «Освобождение труда». Даже исследователь-специалист, обращавшийся к этой тематике, вынужден был в большинстве случаев выискивать необходимые тексты в разнообразных отдельных изданиях (некоторые из них являются библиографической редкостью) или в еще менее доступной периодике прошлого века. Именно по той причине, что представляемая вниманию читателей книга является первым опытом издания такого рода, ее составители сочли необходимым предпослать произведениям отечественных мыслителей-социалистов XIX в. общую характеристику самого этого явления — «утопический социализм в России», а также краткий очерк основных этапов его развития. I
Как известно, под утопическим социализмом понимается совокупность тех учений, которые выразили (правда, в еще незрелой форме) идею о желательности и возможности установления такого общественного строя, где не будет эксплуатации человека человеком и иных форм социального неравенства и угнетения. Будучи качественно особой ступенью в развитии социально-теоретической мысли, более высокой по сравнению и с предшествовавшими ей многовековыми мечтаниями народных масс о порядках, основанных на «общности имуществ» и всеобщем труде, и с буржуазным Просвещением, домарксистский утопический социализм родился как идейное отражение противоречий возникавшей капиталистической цивилизации. Объясняя причины его появления, В. И. Ленин писал: «Когда было свергнуто крепостничество и на свет божий явилось «свободное» капиталистическое общество,—
сразу обнаружилось, что эта свобода означает новую систему угнетения и эксплуатации трудящихся. Различные социалистические учения немедленно стали возникать, как отражение этого гнета и протест против него» (1). Какую бы из великих буржуазных революций Запада мы ни взяли, в каждой из них наряду с движением шедшей к политической власти революционной буржуазии обнаруживается движение таких социальных слоев и групп, которые, действуя наиболее радикально в процессе самих этих революций, оказались неудовлетворенными их результатами. Стремясь углубить революцию, выйти за ее исторически обусловленные буржуазные рамки, они выразили в своих требованиях новый общественный идеал — представления об обществе подлинного, а не только формального, юридического равенства. Первые проблески утопического социализма в Европе Ф. Энгельс отметил, анализируя представления о будущем, развитые вождем Крестьянской войны в Германии XVI в. Томасом Мюнцером. В более определенной форме идеи нового учения были высказаны идеологом плебейского крыла в английской революции XVII в.— Джерардом Уинстенли. И уже совершенно явственную форму представления о необходимости нового, коммунистического строя, который сменит собой многовековое общество частной собственности и эксплуатации, получили в бабувизме — теории французского революционера конца XVIII в. Бабефа и его сторонников. Как первые проявления идеологии, соответствующей в общем и целом устремлениям предпролетариата, того социального слоя, из которого впоследствии развился пролетариат, эти учения, подобно иным социальным утопиям нового времени (Т. Мора, Т. Кампанеллы, Ж. Мелье, Г. Мабли, Морелли и др.), были весьма неразвитыми. Их отягощают черты грубой уравнительности, столь свойственной тем представлениям о равенстве, которые были характерны для мечтаний трудовых масс с тех пор, как возникли частная собственность, эксплуатация человека человеком и началась борьба бедных против богатых, эксплуатируемых против эксплуататоров, угнетенных против угнетателей. Наиболее совершенную форму, классическую разработку идеи утопического социализма получили в теориях трех великих мыслителей XIX в.— Сен-Симона, Фурье, Оуэна. Их последователи, менее глубокие в теоретическом отношении, дали детальную разработку многих подробностей нового учения. Правда, даже и в своей наиболее развитой, классической форме западноевропейский утопический социализм — и в этом заключалось его коренное отличие от научного коммунизма Маркса — Энгельса — так и не смог обосновать закономерность движения общества к новому, подлинно справедливому строю. Он не увидел в пролетариате как классе той главной социальной силы, для которой
-----------------------------------
1. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 46.
-----------------------------------
уничтожение капиталистических порядков и установление новых отношений собственности и форм коллективистского общежития составляют прямую жизненную необходимость. Говоря словами В. И. Ленина, утопический социализм «не умел ни разъяснить сущность наемного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту общественную силу, которая способна стать творцом нового общества» (1). При всем том громадной заслугой утопического социализма явилось выдвижение ряда идей, впервые привнесенных в социальную науку, общественное сознание. Отметим, прежде всего, идею об ограниченности политически-правового равенства, установление которого было результатом буржуазных революций. Выдвигая требование не формального только, а реального равенства — равенства социального, вплоть до равенства в отношении к собственности, утопический социализм со всей определенностью выявил ограниченность тех общественных преобразований, которые совершаются буржуазными революциями, осуществляемыми народом, но удовлетворяющими лишь классовые интересы буржуазии. Требование углубить политическую революцию, превратить ее в революцию «социальную» составляло важнейшую отличительную черту утопического социализма. Утопический социализм отличался, далее, от всех прочих утопий тем, что в нем зародилась и получила разработку идея, отсутствовавшая у прежних социальных мечтателей: общество подлинного равенства он предлагал строить на базе или, по крайней мере, с учетом достижений материальной и духовной культуры, которые несла с собой буржуазная цивилизация. С этим была связана и родившаяся в ходе развития утопического социализма новая трактовка самого общественного идеала — представление о таком будущем строе, где потребности людей не механически уравниваются, не нивелируются, а получают полное развитие, где будет осуществлено совпадение, соединение, гармонизация личных и общественных интересов. Правда, утопический социализм не решил поставленные им проблемы строго научным образом. Это выражалось, в частности, в том, что на деле он зачастую не мог последовательно отмежеваться от предшествовавших ему уравнительных антиэксплуататорских учений, а также от развивавшихся одновременно и параллельно с ним течений грубого, примитивного коммунизма, существовавшего также в виде рудиментов и внутри самого утопического социализма. Тем не менее критика буржуазной революции и строя капитализма с точки зрения более высокого социального идеала, усматривающего «золотой век» человечества не в его прошлом, а в будущем, венчающем весь пройденный человечеством путь развития, иначе говоря — позитивная антибуржуазность — вот что объединяет всех
-------------------------------------
1. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 46.
-------------------------------------
утопических социалистов, к какому бы направлению или школе они ни принадлежали. Это и было самым главным, самым существенным в содержании той формы общественной теории, которую мы называем утопическим социализмом.
И когда мы говорим об утопическом социализме в России, то естественно предполагаем, что в своем основном содержании он должен был соответствовать и действительно соответствовал этим чертам утопического социализма вообще. Но...
Что сразу бросается в глаза уже при первом знакомстве с отечественными социалистами-утопистами? Тот очевидный факт, что исторически они выступили существенно позже западных социалистов, учения которых явились идейным истоком социалистических теорий в России. Указывая на этот факт, многие буржуазные авторы писали (и сейчас еще пишут) о подражательном, неоригинальном характере социализма в России; в этой его «подражательности», «неоригинальности» («русский сенсимонизм» будто бы сменился «русским фурьеризмом», затем появился «русский прудонизм» и т. д.) усматривается как раз его «своеобразие». Подобное представление, связанное зачастую с откровенно предвзятыми, вненаучными соображениями, является неверным. При таком подходе даже не ставится действительно серьезная проблема, решением которой и определяются главные направления в обсуждении вопроса о действительном своеобразии, отличительных чертах утопического социализма в России.
Речь идет о том, что он возникает и развивается тогда, когда в России еще не было уничтожено крепостничество, не произошли радикальные экономические и политические преобразования буржуазного типа. Иначе говоря, он возникает в этой стране в ту историческую эпоху, когда в экономическом и социальном отношении она была значительно более отсталой по сравнению с более высоко развитыми в этом отношении странами Западной Европы. Россия в то время еще не пережила буржуазной революции, здесь, в сущности, только-только начинала развиваться противоположность между неимущими и молодой, но крайне трусливой буржуазией, а самыми насущными были вопросы, в принципе уже снятые к этому времени с повестки дня социально-политической жизни Англии и Франции,— о ликвидации крепостничества и об уничтожении крайне реакционной формы политической власти — деспотического самодержавия. Этим в конечном счете и определялись основные особенности социалистической мысли в России, предшествовавшей утверждению в освободительном движении подлинно научной идеологии рабочего класса — марксизма. В самом деле, что представляли собой эти полвека в истории России, когда в ней возник и развивался утопический социализм?
В отношении социально-экономическом это был период все более обострявшегося кризиса феодально-крепостнической системы и постепенного втягивания страны на рельсы буржуазного развития. Однако в силу определенных исторических условий российская буржуазия не обладала достаточными потенциями, чтобы возглавить процесс демократических преобразований в различных сферах жизни общества. Против переживших себя экономических и социальных порядков средневековья выступало угнетенное полупатриархальное крестьянство. Но формы его борьбы не поднимались обычно выше уровня стихийных, разрозненных бунтов, подавить которые для военной машины самодержавного политического режима не представляло больших трудностей. Куда больше царские власти опасались того, как бы эти народные стихийные движения не соединились с организованными, сознательными выступлениями представителей так называемых образованных, просвещенных классов — сначала выходцев из дворянства, помещичьей среды, затем — из нового, разночинского слоя. «В 1825 году Россия впервые видела революционное движение против царизма, и это движение было представлено почти исключительно дворянами» (1). Тайные организации прогрессивно настроенных дворян, преимущественно офицеры, предприняли тогда попытку осуществить в стране военно-политический переворот. Однако они потерпели поражение, одной из главных причин которого была оторванность первых русских революционеров от народа (2), их боязнь «новой пугачевщины», стихии массового крестьянского движения. Разгром декабристов знаменовал собой начало длительного периода реакции. «Тридцать лет тяготела над Россией правительственная система Николая «Незабвенного». Застой возведен был прямо в догмат. Все живые, все мыслящие, все протестующие элементы были либо уничтожены, либо вынуждены загримироваться до полной неузнаваемости...» (3) После довольно продолжительного периода напряженной «внутренней работы», нравственно-идеологической подготовки со второй половины 50-х годов, как отражение растущего протеста крестьян против крепостного права, формируется значительно более широкий по социальному составу, общедемократический натиск на самодержавие; его основную силу составляли политические радикалы из среды разночинцев, так называемые «революционеры 61 года», идейным вождем которых был Н. Г. Чернышевский. Но и этот натиск был отражен, революционная ситуация так и не переросла в революцию.
Произошло это главным образом вследствие того, что, умело лавируя между различными группировками, правительство Александра II смогло осуществить грабительскую по отношению к крестьянам, но буржуазную по существу социально-экономическую реформу,— крестьянскую реформу 1861 г.; за ней последовал еще ряд реформ 60—70-х годов — земская, судебная, военная... Отмена
---------------------------------
1. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 315.
2. См. там же, т. 21, с. 261.
3. Плеханов Г. В. Соч. М., 1925, т. 5, с. 1.
---------------------------------
крепостного права и иные реформаторские акты открыли известный простор для развития в России капиталистических форм производства, буржуазных отношений. При осуществлении крестьянской реформы 1861 г. правительство находилось в большом страхе, опасаясь общественного «возмущения». И не зря: социальный инстинкт не обманул правящие верхи. Куцая, убогая реформа вызвала резкий протест в народных низах: весной 1861 г. крестьянские выступления всколыхнули Россию. Крестьяне справедливо увидели в царской «милости» обман и новые цепи взамен прежних. Они ждали подлинной воли, настоящей свободы — а им объявили о ликвидации личной их зависимости от помещика, но вместе с тем и о новых формах подчинения тому же помещику. Крестьяне жаждали получить в собственность землю, ту, которую они издревле обрабатывали,— а получили они земли куда меньше и худшего качества, да и за эту землю они должны были еще долго-долго расплачиваться, притом платить за нее втридорога. «...Падение крепостного права встряхнуло весь народ, разбудило его от векового сна, научило его самого искать выхода, самого вести борьбу за полную свободу» (1). Но до революции дело не дошло, выступления крестьян были жестоко подавлены царскими войсками; в широких массах народа отсутствовала организованность и политическая сознательность, в стране не сформировалась еще та политическая сила, которая могла бы повести народ на завоевание власти. «В России в 1861 году,— писал В. И. Ленин,— народ, сотни лет бывший в рабстве у помещиков, не в состоянии был подняться на широкую, открытую, сознательную борьбу за свободу» (2). Не поднялся русский народ на такую борьбу и в следующие два десятилетия, несмотря на самоотверженные попытки революционеров-разночинцев пробудить его к активным выступлениям. Не переросла в революцию и вторая революционная ситуация, имевшая место на рубеже 70—80-х годов. Иначе говоря, социалистам-утопистам России довелось жить и выступать со своими теоретическими разработками и программными предложениями в тот исторический период, когда все вопросы общественной жизни в стране сводились в конечном счете к борьбе с крепостным правом и его пережитками в социально-экономической сфере, к борьбе с царским самодержавием, обросшим мощным бюрократическим аппаратом,— в области политической. И это составляло отнюдь не исторический фон творчества российских социалистов, а «контекст» всей их жизни и деятельности, пронизанной идеями освобождения крестьян, уничтожения политического насилия. Но вместе с тем эпоха деятельности отечественных социалистов — это та эпоха, когда в странах Запада буржуазный строй уже
--------------------------------------
1. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 141.
2. Там же, с. 140.
--------------------------------------
вполне обнаружил, что правовое, юридическое равенство лишь прикрывает органические пороки нового строя: еще более изощренные формы эксплуатации трудящихся, пауперизацию масс населения, распространение морали чистогана и эгоизма...
Сравнительно слабое развитие капиталистических начал в русской действительности рассматриваемого периода составляло объективную основу для постановки проблемы «Россия и Запад» — проблемы, остро дискутируемой в особенности в 30—50-е годы, но вовсе не снятой с арены идейной борьбы и в последующие десятилетия. А нельзя ли России миновать насыщенный кровавыми столкновениями путь развития, проделанный уже странами Западной Европы, но тем не менее не приведший — что становилось все очевиднее — к всеобщему благоденствию? Стоит ли повторить печальный опыт Запада? Нет ли иных, особых, соответствующих национальным традициям, внутренним условиям России путей к ее будущему? Отечественные мыслители самых разных мировоззрений (мы оставляем здесь за скобками идеологов официальной народности), объединенные, однако, общим беспокойством о будущем страны, народа, государства, проявляют в это время предельную активность в поисках ответов на эти вопросы, в осмыслении проблемы соотношения путей Запада и России, их будущего. Амплитуда предлагаемых ими решений — громадная. Сами решения подчас настолько сложны, что выстроить их в один ряд — по политическому ли, философскому или какому-либо иному признаку — попросту невозможно. Вспомним хотя бы о том, что писали на эту тему Чаадаев... Гоголь... Киреевский... Достоевский... Салтыков-Щедрин... Тютчев... Чернышевский... Чичерин... и т. д. и т. д. В этом практически необозримом ряду, одну «закраину» которого выражало космополитическое «западничество», а другую — националистическое «русофильство», мыслители, составлявшие когорту социалистов, занимали едва ли не центральное место. Опыт буржуазной историографии истории общественной мысли убедительно свидетельствует о том, что с помощью таких понятий, как «западничество» или «славянофильство» («русофильство»), общую природу и характерные черты утопического социализма в России выяснить невозможно: если отбросить некоторые крайние случаи, предлагавшееся отечественными социалистами решение проблемы «Россия и Запад» оказывалось куда более сложным и куда более глубоким, нежели те, которые фиксировались этими словами: «западничество», «славянофильство»... Суть дела состояла в том, что понятием, «интегрирующим», спаивающим воедино прошлое, настоящее и будущее России, с одной стороны, и итог развития, главное наследие западноевропейского мира, с другой, выступало у отечественных социалистов само понятие социализма. Можно сказать и по-другому: идею социалистического будущего человечества, которая была одним из наивысших достижений западноевропейской общественной мысли, идею, которая даже очень
многим представителям просвещенного Запада казалась предельно фантастической, химерической,— эту идею русские социалисты попытались приложить к порядкам отсталой, полуазиатской, патриархально-крестьянской России и, как в 40-е годы любил выражаться Герцен, «одействотворить» ее здесь. Это была, конечно, утопия. Но это была такая утопия, которая явилась идеологическим выражением интересов многомиллионного угнетенного российского крестьянства, его жажды радикального аграрного переворота, его стремления к революционному сокрушению помещичьего землевладения. Это была такая, по выражению В. И. Ленина, форма «субъективного социализма», которая оказалась идейным знаменем наиболее революционного направления освободительного, антифеодального движения. И именно социалистическая убежденность определяла особое место передовых мыслителей и политических деятелей России среди других социальных группировок и идейных течений рассматриваемого периода.
Вместе с так называемыми западниками, т. е. сторонниками демократических преобразований в России по образцу западноевропейских, отечественные социалисты резко выступали в 40-х годах против реакционной официальной идеологии с ее культом самодержавия, православия и догматом о безусловной покорности народа политическим и духовным властям, а кроме того — против славянофилов, воззрения которых, независимо от их личных намерений, объективно смыкались с «идеологией официальной народности»: «патриотическая» утопия славянофилов, идеализировавших порядки, которые существовали в России до Петра I, сильно отдавала национализмом, означала отрицание общих закономерностей в развитии человечества. Вместе с тем уже первые отечественные социалисты выступили принципиальными противниками тех «западников», которые без всякой критики воспринимали развивавшуюся на Западе буржуазную действительность как наиболее соответствующую человеческой природе, вольно или невольно занимались апологетикой капиталистического образа жизни. Отсюда неизбежное и все более нараставшее размежевание социалистов с теми представителями отечественной интеллигенции, политическое лицо которых все четче определялось как буржуазный либерализм, предпочитающий радикальным преобразованиям, народной крестьянской революции соглашение с самодержавием.
При всем различии взглядов представленных в данной книге отечественных социалистов каждый из них мог сказать о себе словами Герцена: «Господствующая ось, около которой шла наша жизнь,— это наше отношение к русскому народу, вера в него, любовь к нему... и желание деятельно участвовать в его судьбах» (1). Отмечая, что важнейшей чертой утопического социализма в России явля-
-------------------------------------------
Герцен А. И. Собр. соч., в 30-ти т., М., 1959, т. 18, с. 276.
-------------------------------------------
лось стремление связать вопрос о будущем социалистическом обществе с судьбами крестьянства, с ликвидацией крепостничества и самодержавия, В. И. Ленин писал, что вплоть до конца XIX в. демократизм и социализм в России «сливались в одно неразрывное, неразъединимое целое» (1). Идею освобождения крестьянства, идею борьбы за свободу человека, против сковывающих его социальных и духовных, религиозно-нравственных пут отечественные социалисты попытались соединить, слить воедино с антибуржуазным общественным идеалом, с идеалом общества, где будет уничтожена власть частной собственности и обеспечено не формальное только, а фактическое социальное равенство людей. В процессе разработки теории будущего и путей к нему применительно к особым условиям России отечественным социалистам не удалось преодолеть многих иллюзий и заблуждений, свойственных, вообще говоря, как творцам социальных утопий, так и идеологам крестьянской демократии. Однако это ни в коей мере не может умалить значения их напряженных и — подчеркнем это — плодотворных теоретических исканий, как и роли их пропагандистски-практической деятельности. В. И. Ленин писал в работе «Что делать?»: «...роль передового борца может выполнить только партия, руководимая передовой теорией. А чтобы хоть сколько-нибудь конкретно представить себе, что это означает, пусть читатель вспомнит о таких предшественниках русской социал-демократии, как Герцен, Белинский, Чернышевский и блестящая плеяда революционеров 70-х годов; пусть подумает о том всемирном значении, которое приобретает теперь русская литература...» (2)
-----------------------------------
1. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 280.
2. Там же, т. 6, с. 25.
------------------------------------ (...)
III
Вообще говоря, то идейное образование, которое называется «утопический социализм в России», было поразительно сложным как по своей сути, так и по проявлениям, отличалось крайней противоречивостью. Эта противоречивость необходимо определялась уже тем, что социалистическая мысль, будучи даже еще и на донаучном, утопическом ее уровне, интернациональной по существу, закономерно принимала здесь, в России, особые формы, развивалась именно российскими мыслителями, озабоченными, разумеется, в первую очередь «приспособлением» общих принципов социализма к условиям своего отечества. Противоречивость эта проявляется прежде всего в том, что основной формой утопического социализма в России закономерно оказался социализм крестьянский («русский», общинный, народнический), выступивший идеологическим оформлением и облачением интересов пусть революционного и демократического, но все же буржуазного развития. В. И. Ленин неоднократно писал об этом. Вот одно из его высказываний: «Ирония истории состоит в том, что народничество во имя «борьбы с капитализмом» в земледелии проводит такую аграрную программу, полное осуществление которой означало бы наиболее быстрое развитие капитализма в земледелии» (1). Поэтому часто, говоря о крестьянском социализме в России, В. И. Ленин брал слово «социализм» в кавычки, называл его фразой. Противоречивое единство теоретически-ошибочного (даже реакционно-утопического) и практически-прогрессивного, олицетворявшееся народническим социализмом, нашло одну из характеристик и в таких словах В. И. Ленина: «Созидательные планы народников — утопия. Но в их созидательных планах есть элемент разрушительный по отношению к средневековью. А этот элемент совсем не утопия. Это — самая живая реальность» (2). Противоречивость социалистической мысли в России выражается и в том, что наряду с народничеством и в противовес ему (противовес этот был достаточно весомый, хотя и не «перетягивавший» основного, народнического начала) в этой мысли существовала также и не- и даже антинародническая тенденция, представленная, например, ярким и самобытным творчеством Д. И. Писарева. В работе «Аграрная программа русской социал-демократии» В. И. Ленин писал, что «весь старый русский социализм был, в последнем счете, «крестьянским» социализмом» (3). Это осторожно-точное «в последнем счете» мы и хотим здесь подчеркнуть. В ходе формирования и развития утопический социализм в России находился в постоянном соприкосновении и противостоянии с иными социальными утопиями, в том числе с патриархально-феодальными и катедер-социалистическими. Утверждая это, мы имеем в виду, помимо всего прочего, то обстоятельство, что для обоснования своих собственных, отнюдь не социалистических концепций из социалистических учений Запада полной пригоршней черпали представители и некоторых иных направлений общественно-политической и социально-философской мысли, вроде, например, славянофильства. Критика социалистами Западной Европы пороков капиталистической цивилизации истолковывалась ими как весомый аргумент в пользу тезиса об особом, самобытном пути России, а этот «особый путь» на
------------------------------------
1. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 21, с. 405.
2. Там же, с. 386.
3. Там же, т. 6, с. 305—306.
------------------------------------
деле выступал как формула, прикрывающая консервативно-патриархальные утопии в духе феодального социализма.
Вместе с тем, как и на Западе, идеи социализма в России пытались уже в XIX в. использовать в своих целях — в превращенной и извращенной, конечно, форме — представители буржуазного реформаторства; и здесь, так же как, например, в Германии, возникает целое течение профессорского, кафедрального буржуазного социализма, представленное сначала такими деятелями, как И. К. Бабст, затем И. И. Иванюков и др. Этот «катедер-социализм» был попыткой выхолостить реальное содержание социализма, перехватить идейное знамя у революционеров, обескровив и умертвив сами принципы социализма. В России, как и на Западе, утопический социализм нет-нет да и выступал у некоторых деятелей, считавших себя его приверженцами, в огрубленной, примитивной его форме — как уравнительный коммунизм. Критика со стороны Герцена, Писарева и некоторых других отечественных социалистов грубого, уравнительного коммунизма имела, помимо всего прочего, то немаловажное значение, что противостояла намеренному или неумышленному отождествлению социалистического идеала с представлениями о равенстве, свойственными теоретикам «казарменного коммунизма». Писал же, к примеру, славянофил И. С. Аксаков, что «равенство, о котором мечтают социалисты, есть что-то вроде казарменного равенства и того, солдатского однообразия, за которым наблюдает начальство, а не живое, свободное равенство» (1). Утопический социализм в России не есть нечто константное, неизменявшееся, стабильное: социалистические идеи находились здесь в процессе постоянного развития. Основой этого развития было изменение социально-политической действительности — как в самой России, так и за рубежом. Не случайно именно основными вехами революционно-освободительного движения в общем и целом определяются те границы, которые отделяют один период в истории социалистической мысли в России от другого. А если говорить о самом процессе ее зарождения, то мы мало что поймем в нем, если не примем во внимание того воздействия, которое оказали на духовную жизнь российского общества восстание декабристов 1825 г. и наряду с ним (хотя исторически и после него) июльская революция 1830 г. во Франции. Мы не сможем вполне научно объяснить также и процесс смены утопического социализма в России научным, марксистским, если не примем во внимание события, характеризующие вторую революционную ситуацию (1879—1881 гг.) и ее последствия. Вехой, разделяющей историю отечественного утопического социализма на два крупных периода, явилась первая революционная ситуация (1859—1861 гг.). Осуществленная в 1861 г. крестьянская реформа свидетельствовала, с одной стороны, о невозмож-
----------------------------------------
1. Аксаков И. С. Собр. соч. М., 1891, т. 2, с. 88.
----------------------------------------
ности развития страны на старых путях и постепенном переводе экономического и государственного механизма на буржуазные рельсы, а с другой — о слабости революционных сил, которые оказались неспособными сломать старую самодержавно-бюрократическую машину и уничтожить крепостничество радикальными методами. Если период с 1833 г. по, условно говоря, 1860 г. характеризовался прежде всего движением преимущественно в сфере идей, попытками общетеоретического (и в целом достаточно абстрактного) обоснования грядущего социалистического преобразования, то второй период — с 1861 по 1883 г.— отмечен разработкой утопического социализма в такой его форме, когда он вступает уже в непосредственный контакт с освободительным, революционным и, уже, собственно социалистическим движением. Недаром у В. И. Ленина мы находим и специальное понятие для обозначения этого периода, по крайней мере значительной его части,— действенное народничество (1).
Сравнивая эти два основных периода, мы не можем не указать на закономерность более органичной связи теории утопического социализма во втором из них с фактами и событиями именно российской жизни, хотя, разумеется, и здесь нельзя игнорировать воздействия таких международных факторов и событий, как, скажем, деятельность I Интернационала или опыт Парижской коммуны 1871 г. В свою очередь, история социалистической мысли в России 30—50-х годов сравнительно больше зависит от воздействия зарубежных факторов, имевших, однако, международный характер. Мы имеем в виду, во-первых, революцию во Франции 1830 г., в ходе и вскоре после которой утопический социализм впервые приковал к себе внимание широкой общественности во всей Европе, а буржуазный либерализм впервые достаточно отчетливо продемонстрировал свою контрреволюционную природу. Во-вторых, мы имеем в виду события общеевропейской революции 1848—1849 гг., поражение которой в самой сильной степени способствовало оформлению уже родившихся, точнее, только что рождавшихся разрозненных идей «русского», крестьянского социализма в более или менее цельную теорию и превращению ее в идейное знамя деятельности Герцена, Чернышевского, их сподвижников и сторонников.
В литературе, касающейся проблем развития домарксистского социализма в России, зафиксированы разные трактовки самой его сущности, характера, видов и разновидностей, социальных корней и идейных истоков (как внутренних, национальных, так и интернациональных). Существуют разные точки зрения на вопросы о времени возникновения и об этапах развития отечественного утопического социализма, о его соотношении с социализмом Западной Европы, о его роли в освободительном движении и в общественной мысли, в литературе, философии и т. п.
------------------------------------
1. См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 22, с. 304.
------------------------------------
Не имея возможности освещать здесь историографию данной темы и отсылая читателей к помещенному в конце книги списку литературы, отметим, что и по сей день среди советских исследователей не установилось единства мнений по целому ряду не только частных, но и общих проблем изучения утопического социализма в России. Это обстоятельство не стоит, впрочем, расценивать как странное; оно естественно — и как показатель некоторого отставания в научной разработке данной отрасли исторического знания, и как свидетельство того, что только в форме дискуссий, столкновения мнений, творческого соревнования исследователей может осуществляться движение к истине, лишь бы руководящей нитью, компасом этого движения были методологические принципы марксизма-ленинизма. Далее мы представляем вниманию читателей краткий очерк истории социалистических идей в России, акцент в котором сделан не столько на фактической стороне дела, сколько на прочерчивании некоторых общих линий и выявлении особенностей отдельных этапов данной истории.
IV
Во вводной заметке к подборке отрывков из произведений и писем Герцена и Огарева 1833—1840 гг.— этот раздел является «Прологом» к данной хрестоматии — указаны главные основания того, почему именно этих двух мыслителей мы считаем основоположниками, родоначальниками социалистической традиции в общественной мысли нашей страны. Справедливости ради надо сказать о том, что существует и иной подход к данному вопросу: по мнению некоторых авторов, история утопического социализма должна связываться не столько с теоретической деятельностью тех или иных личностей, сколько с духовным развитием самих народных масс; они считают, что в России «народный утопический социализм» нашел свое яркое выражение задолго до 30-х годов XIX в. в документах крестьянских восстаний, а также в разного рода еретических и сектантских учениях, произведениях фольклора и т. д., поскольку уже там содержались идеи «общности имуществ» и свободного труда (1). Нет сомнений, история народного сознания эпохи феодализма представляет собой благодарный предмет изучения (2). И все же социальные мечтания российских крестьян о равенстве и свободе не составляют социалистическую мысль в собственном смысле этого
-----------------------------------------
1. См., напр.: Рындзюнский П. Г. Идейная сторона крестьянских движений 1770—1850-х годов и методы ее изучения.— Вопросы истории, 1983, № 5.
2. В исследовании народных утопий советские ученые достигли больших успехов. Укажем хотя бы на обстоятельный труд А. И. Клибанова «Народная социальная утопия в России. Период феодализма» (М., 1977). См. также: Чистов К. В. Русские народные социально-утопические легенды XVII—XIX вв. М., 1967; Коган Л. А. Идея равенства в русском народном свободомыслии второй половины XVIII — начала XIX века.— Философские науки, 1964, № 1, и др.
-----------------------------------------
слова, точно так же как не являются социалистическими, скажем, наивные представления о равенстве, свойственные первым христианам, или идеи справедливого общества, выдвигавшиеся таборитами и анабаптистами. Эти народные антиэксплуататорские мечтания, и в частности крестьянские социальные утопии в России, представляют собой лишь одно из важнейших слагаемых предыстории социализма. Дело не только в их смутности и теоретической неразработанности, в их «религиозной оболочке», в сведении — по общему правилу — идеи равенства к коммунизму потребления. Содержавшиеся в этих утопиях представления о будущем были обращены, так сказать, назад, в прошлое, к строю патриархального, первобытнообщинного равенства. Эти учения не содержали, да и не могли содержать, необходимого отличительного признака социализма, о котором мы говорили,— позитивной антибуржуазности. Мечты о равенстве, запечатленные в народном, крестьянском духовном творчестве,— это своеобразный источник, точнее, возможный источник собственно социалистической мысли. Проблема состоит в том, когда и как он влияет на разработку социалистических теорий. Во всяком случае, в России вплоть до середины XIX в., когда некоторые из мыслителей-социалистов обратились к анализу движения и учений сектантов, этого не происходило. Существовал и другой тип духовных образований, олицетворявших предысторию утопического социализма в России: те идеи, которые разрабатывались некоторыми выдающимися дворянскими мыслителями при осмыслении ими опыта и крайне противоречивых последствий революций XVII—XVIII вв. в Англии, Северной Америке и Франции. Круг этих мыслителей был крайне узким. В конце XVIII в. это прежде всего пионер русской революционной мысли Александр Николаевич Радищев. В своих сочинениях он обратил внимание на антинародный характер социально-политических процессов, имевших место буквально на второй день после уничтожения деспотизма в Англии и во Франции. Духовная драма Радищева, особо остро выразившаяся в произведениях последних лет его трагически закончившейся жизни,— красноречивое обнаружение тупиков буржуазной революционности в эпоху великих буржуазных революций (1).
Характерно, что вторая половина XVIII — начало XIX в.— время широкого распространения в России социально-утопических романов западноевропейских авторов, их переводов и переделок (2), а вместе с тем и возникновения доморощенных форм
--------------------------------------------
1. См.: Плимак Е. Г. «Дорогу проложить, где не бывало следу...» (К 200-летию российской революционной традиции).— Вопросы философии, 1982, № 5.
2. Примечательный факт: в мартовском номере «Московского журнала» за 1791 г. Н. М. Карамзин пишет, рецензируя русский перевод книги Т. Мора «Утопия»: «Сия книга содержит описание идеальной, или мысленной, республики, подобной республике Платоновой; но только слог англичанина не есть слог греческого философа. Сверх того, многие идеи его одна другой противоречат и вообще никогда не могут быть произведены в действо» (Карамзин Н. М. Сочинения в 2-х т. Л., 1984, т. 2, с. 17). Подробнее об этом см.: Валлич Э. И. Н. М. Карамзин - первый русский рецензент «Утопии» Томаса Мора.- История социалистических учений. Вопросы историографии. Сб. статей. М., 1977; Валлич Э. И. К истории первого русского перевода «Утопии» Томаса Мора.- В кн.: Томас Мор. 1478-1978. Коммунистические идеалы и история культуры. М., 1981.
--------------------------------------------
литературных утопий — как подражательных, так и оригинальных. Некоторые из них близки по духу так называемому феодальному социализму. Примером подобной утопии является «Путешествие в землю Офирскую» князя М. М. Щербатова (1).
Сочинения западных социалистов были известны некоторым деятелям первого в России политического движения — декабристам. Однако говорить о реальном воздействии этих сочинений на их социальное мышление вряд ли приходится: слишком значительна разница тех идеалов, которые выражались в утопическом социализме, и тех, к осуществлению которых были устремлены декабристы. Пожалуй, только в строе размышлений П. И. Пестеля можно увидеть самостоятельное предощущение проблем, которые поставили и пытались решить западноевропейские социалисты начала XIX в.: усматривая в Великой французской революции громадный шаг человечества к свободе, Пестель вместе с тем прямо указывал на нарождение в послереволюционные времена новых групп эксплуататоров — «аристокрации богатств». Как первые в России социалистические мыслители выступают только Герцен и Огарев периода начала 30-х гг. XIX в. Их горячо сочувственное, хотя и не лишенное критического начала, отношение к сенсимонизму и учению Ш. Фурье — лишь внешнее выражение явлений более глубокого порядка. Знакомству с этими учениями предшествовали собственные размышления Герцена и Огарева об ограниченном характере происшедших на Западе буржуазно-революционных преобразований, обсуждение ими в письмах вопроса о том, что французская революция XVIII в. «ломала, и только», что она не привела к действительному равенству, что надо положить «новые основания» общественному порядку. Непосредственным стимулятором этих размышлений явилось подавление французской буржуазией революционных выступлений начала 30-х гг. (лионских ткачей, в частности), а дополнительным поводом, пробудившим живой интерес в кружке Герцена — Огарева к учению Сен-Симона, стал судебный процесс, учиненный в 1832 г. в Париже над участниками «секты Анфантена».
Социалистическая мысль в России возникает, таким образом, как своеобразное осознание кризиса буржуазно-демократической идеологии, обнаружение ее тупиков, указание на ее ограниченность, как результат идейного поиска иных путей, чем те, по которым пошел послереволюционный Запад, как антибуржуазная форма общественного сознания.
--------------------------------------
1. См.: Федосов И. А. Из истории русской общественной мысли XVIII века М. М. Щербатов. М., 1967.
--------------------------------------
Отражая общеевропейские проблемы социального развития, социалистическая мысль родилась в России как ответ на определенные запросы национального духовного развития; она выступила как форма преодоления той кризисной ситуации, которая сложилась в российском Просвещении в период после 14 декабря (1). Конкретнее первый, начальный этап в развитии социалистической мысли в России — примерно с 1832 по 1841 г.— можно определить как этап утробного (2) развития. Дать ему именно такое определение вынуждает ряд его отличительных особенностей. Укажем на наиболее характерные. Хотя о социалистической литературе Запада в 30-е годы пишут и говорят весьма многие, а в журналах печатаются статьи, посвященные проблеме обнищания народных масс в Англии и Франции, ряды сторонников социализма в России крайне немногочисленны. Прежде всего, это Герцен и Огарев, отныне и навсегда включившие главные принципы социализма в свое мировоззрение. Кроме того, идеи социализма наложили определенный отпечаток на мировоззрение Н. И. Сазонова — одного из участников кружка Герцена — Огарева, а также на независимо от них увлекшихся социалистическими учениями (впрочем, ненадолго) В. П. Боткина (3), В. С. Печерина, П. А. Галицкого, А. В. Бердяева (4) и некоторых других. В той или иной степени идеи социализма оказали воздействие также и на некоторых других русских мыслителей, во всяком случае отразив-
---------------------------------------
1. Подробнее см.: Володин А. И. Начало социалистической мысли в России. М., 1966.
2. Мы пользуемся здесь этим термином в том значении, в котором его употреблял В. И. Ленин при анализе процесса становления марксизма в России (см.: Полн. собр. соч., т. 6, с. 180).
3. Так, в статье «Русский в Париже (1835). Из путевых записок», напечатанной в журнале «Телескоп» в 1836 г. (№ 14), В. Боткин, характеризуя бурную жизнь «страстей и мыслей» во Франции, выражающую преимущественно ее характер, писал: «Давно ли видели мы, как учение политической экономии преобразовалось в религию, изрекавшую обществу новые законы нравственности и гражданственности; давно ли видели, как сектаторы публично, с увлекательным энтузиазмом, проповедовали свое учение, безденежно раздавали свои книги и журналы и, теснимые правительством, избрали страну, которой не коснулась еще европейская цивилизация, и отправились сеять учение свое на девственной почве ее?» (Боткин В. П. Письма об Испании. Л., 1976, с. 198). Боткин имел в виду сенсимонистов, община которых была осуждена в 1832 г., а вожди посажены в тюрьму. Выйдя из заключения, П. Анфантен с группой соратников отправился в Египет для организации там социалистической общины; это мероприятие потерпело крах, и в 1837 г. Анфантен вернулся во Францию. Любопытно, как иллюстрация отношения правительства Николая I к сенсимонистам, что 2 мая 1834 г. российское министерство иностранных дел направило послу Поццо ди Борго в Париж циркуляр, в котором говорилось: «Иностранцам Барро и Марешалю, принадлежащим к секте сенсимонистов и намеревающимся прибыть в Одессу, воспрещен по высочайшему повелению въезд в пределы России... Сие запрещение распространено и на другие лица, принадлежащие к означенной секте...» (Цит. по: Орлик О. В. Передовая Россия и революционная Франция (1-я половина XIX в.). М., 1973, с. 166). 4. О произведениях (они остались в рукописях) двух последних см.: Орлик О. В. Россия и французская революция 1830 года. М., 1968, с. 114—115.
-----------------------------------------
ших их в своем творчестве (В. П. Андросов (1), П. Я. Чаадаев (2)).
Утробный характер социалистической мысли в России этого времени всего нагляднее выражается в том, что в собственно литературном, научном, тем более в социально-политическом движении она себя почти не обнаруживает: идеи первых российских социалистов, точнее, их представления о желаемом, идеальном обществе высказываются главным образом в переписке между ними, в не опубликованных тогда поэтических произведениях. В напечатанных же сочинениях они проступают предельно скупо и не очень явно. Иначе говоря, социализм в России 30-х годов — факт не столько общественного, национального, массового, сколько личностного, в лучшем случае — узкогруппового сознания. О младенческом его характере говорит также и то, что при определенной развитости его критического начала позитивная, творческая, конструктивная его сторона практически не развита. Представления о желанном грядущем социальном устройстве весьма смутны и малоопределенны. Более того, если они конкретизируются, то принимают очертания религиозного, христианского социализма, смыкаясь, с одной стороны, с идеями первоначального христианства (которое при этом идеализируется), а с другой — с учениями французских христианских социалистов, вроде Ф. Ламенне и П. Леру. Такой характер первоначального утопического социализма в России отчетливо виден и из писем Герцена периода тюрьмы и первой ссылки (1834—1839 гг.), и из его произведений «Лициний» и «Вильям Пен», и из стихотворений Огарева тех же лет. В творчестве Герцена и Огарева это религиозное начало их социалистических воззрений впоследствии, уже в первой половине 40-х гг., было преодолено. Однако в истории социалистических идей в России мы еще не раз столкнемся с подобным сближением, переплетением и даже слиянием социалистических идей с религиозными — и в статьях и письмах В. Г. Белинского, и в мировоззрении некоторых участников Кирилло-Мефодиевского общества (1846— 1847 гг.), и у ряда петрашевцев (отсюда внимание некоторых из них к «Словам верующего» Ламенне), и даже у революционных народников 70-х гг.
О Кирилле-Мефодиевском обществе необходимо сказать здесь еще несколько слов, хотя это и будет грубым нарушением хроно-
----------------------------------------------
1. Современные исследователи отмечают, что воздействие идей сенсимонизма прослеживается в ряде произведений В. П. Андросова — «Статистической записке о Москве» (М., 1832), статье «О предметах и настоящем состоянии экономии политической» («Телескоп», 1833, ч. XVI, с. 152—153), повести «Современная русская быль», напечатанной в «Телескопе» в 1834 г. См.: Идеи социализма в русской классической литературе. Л., 1969, с. 82—83.
2. Князь П. А. Вяземский считал (в начале 30-х годов), что Чаадаев «сенсимонствует» в Москве (Остафьевский архив. СПб., 1899, т. 3, с. 236; см. также: Вяземский П. А. Поли. собр. соч. СПб., 1883, т. 8, с. 287—288). А сам Чаадаев писал так А. С. Пушкину: «Скоро придет человек, имеющий принести нам истину времени. Быть может, на первых порах это будет нечто подобное той политической религии, которую в настоящее время проповедует Сен-Симон в Париже» (Чаадаев П. Я. Сочинения и письма, т. 2, с. 179-180). Изданные в начале 30-х годов французскими сенсимонистами книги «Изложение учения Сен-Симона» и «Религия сенсимонизма» (один из выпусков), а также роман Ж. Лебассю «Сен-симонистка» находились в библиотеке А. С. Пушкина (см.: Гроссман Л. Пушкин и сен-симонизм.- Красная новь, 1936, № 6).
-----------------------------------------------
логии. Впрочем, нарушение это логически оправдано.
